Восточное побережье Онежского озера прикрывали пограничники. Они располагались небольшими гарнизонами от Лобской до Вытегры, несли патрульную охрану, держали минные поля; на весь огромный берег сил было маловато, и прикрытие получалось редким, но в их распоряжении находилось несколько аэросанных подразделений и в случае необходимости можно было подбросить подкрепление с соседних участков.
Финны, после прошлогодней своей неудачи, когда их крупный диверсионно-карательный отряд был полностью разгромлен партизанами вблизи Шалы, никаких серьезных вылазок на наш берег не предпринимали, и даже выходы их разведывательных групп были чрезвычайно редкими.
Больше суток бродили мы, разбившись на отделения, по ровному, как белая скатерть, озеру — два километра туда, два обратно; вначале опасливо вслушивались в каждый посторонний звук, ожидая, что вот-вот раздастся стрельба и группа преследования вытолкнет финских разведчиков с берега на наш участок. Потом тишина и спокойствие притупили внимание, усталость и однообразие потянули к дремоте, уже трудно было удержаться, глаза слипались сами собой, и мы стали подремывать на ходу, полагаясь на специально выделенных наблюдателей.
Я засыпал и тут же вздрагивал, продирал глаза. В голове с момента выхода с базы неотступно звучала песня о голубом конверте, летящем «сквозь туманы, леса и поляны в тот дом, где расстались с тобой». Неделю назад я впервые услышал ее от сандружинницы Нади Лазаревой и радистки Тани Печуриной. Они пели ее на привале во время учебного похода; пели тихо, как бы друг для друга, стараясь развести на два голоса, и потому получалось у них особенно задушевно. Теперь эта грустная и даже заунывная мелодия возникла во мне, раз за разом все настойчивее билась в голове и, когда я задремывал, начинала постепенно переливаться в баянные переборы. Я уже словно бы играл ее и правой и левой рукой и, просыпаясь, продолжал ощущать продрогшими кончиками пальцев каждое прикосновение к клавишам. Чувство было такое, что казалось, дай мне теперь в руки баян, и я сразу легко и свободно сыграю эту песню, сыграю так же красиво и задушевно, как живет она во мне. Это состояние все нарастало, уже не хотелось ни спать, ни есть; я все время воссоздавал перед глазами баянную клавиатуру, мысленно повторял переборы, вслушивался и мучительным напряжением пытался определить, те ли кнопки нажимал я во сне. А вдруг те самые? Это было бы чудо! Это означало бы, что пальцы уже обретают звуковую память…
Когда стемнело, прибежал связной с приказанием двигаться на соединение со взводом и возвращаться на базу. Как выяснилось позже, финскую группу оттеснили от озера, и она, пытаясь оторваться, уходила на юго-восток, в глухие дебри вологодских лесов, с нею теперь справятся сами пограничники.