Неосязаемой ногой она ткнула в коробку с молоком:
– Я тебе что, фея, что ли?
– Я… э-э-э…
– Почему бы тебе не залить этим цветы?
Только через несколько секунд оторопелого молчания я поняла, о чем она. Бросила горящие гвоздики на пол и вылила на них весь галлон. Молоко погасило пламя, промочило насквозь ковер и забрызгало мне джинсы. Невеста взлетела на несколько дюймов над полом, словно боялась, что молоко испачкает ей платье.
– Извини, – выдохнула я. – Я нечаянно…
– Ничего страшного. Все равно я это платье терпеть не могу. Я ведь даже не в нем умерла. – Она опустила взгляд вниз, на свое длинное белое тело. – Я умерла в ночной рубашке.
Что на это ответить?
– Красивое платье… было.
– Уродство. Я была самой первой невестой, понимаешь? Это потом уже догадались, что кружев можно и поменьше изводить. В сущности, я была просто предвестницей. Уроком, который должна была усвоить следующая невеста.
– Что с ней случилось?
– Ничего хорошего.
Я сидела на корточках в луже молока, в которой валялись обгоревшие цветы, но шевельнуться не смела.
– Спасибо, что пришла, – сказала я. Это прозвучало слишком торжественно – как будто я обращаюсь к гостье, явившейся ко мне в дом на самое унылое в мире чаепитие.
– Долго же ты меня вызывала. – Она потрогала пальцами лужу молока. – В следующий раз попробуй виски. Правда, у моего мужа от него вечно воняло изо рта, зато в стакане оно светится как драгоценный камень. Мне всегда хотелось попробовать.
– Почему ты захотела поговорить со мной?
– Я знала твою бабушку. В Сопредельных землях. Мы были подругами.
Алтея!
– Она не настоящая моя бабушка.
– Неважно. Она попросила меня рассказать ей мою историю. Я даже не знала, что у меня есть история.
– Ну, это она не из дружелюбия. Она крала эти истории и делала на этом деньги.
В ее голосе прорезалась хищная нотка.
– Одно другому не мешает.
Она заколыхалась и отплыла в сторону, затем вернулась. Казалось, что мыслями она уже где-то далеко. Да так оно, наверное, и было. Может быть, она умеет разделяться надвое, натрое, на десять частей. Заставляет мигать фонари на Бродвее, проносится свистящим вихрем по Второй авеню и в то же время сидит здесь со мной.
– И это все? Ты хотела со мной поговорить из-за Алтеи?
– Нет. Мне нужно поговорить с тобой из-за Алтеи. Однажды она мне помогла, и этот долг висит на мне тяжелее обручального кольца. Но то, что я должна сказать, не имеет к ней никакого отношения.
Она прикрыла веками глаза – две сияющие лампочки – и как будто вздохнула. И вдруг растворилась в воздухе. Только лампы в коридоре замигали по очереди, словно ее дух пролетал мимо, как воздушный змей. Затем она вновь очутилась передо мной и вперила в меня острый взгляд.