Она улыбнулась чуточку злорадно.
– У тебя больше причин бояться, чем у других.
– Допустим. Это как-то связано с убийствами?
– Со смертями, ты хочешь сказать, – уточнила Красная.
Черная склонила голову.
– Мы преклоняемся перед их жертвой.
– Какая еще жертва? Я говорю об убийствах. О четырех выходцах из Сопределья, которых убили.
– Большие перемены требуют больших жертв.
– И сказки меняются в зависимости от того, кто их рассказывает.
Я ощутила во рту металлический привкус.
– Не говори загадками, ладно?
Все трое подняли вверх левые ладони, словно давали клятву. Говорили только Красная и Черная.
– Никаких загадок. Ты говоришь, что это убийства.
– А мы говорим, что они сами решили умереть и знали, за что умирали.
– И получили за это щедрую награду в лучшем мире.
Я ухватилась за эти слова Красной.
– Лучший мир? И что это за мир?
– Царствие Небесное, – добродетельным голоском ответила она.
В разговор вступила Черная:
– Если только они туда попали. Мы молимся за вас всех, не только за себя.
– Спасибо, – сухо ответила я. – Выходит, вы променяли Пряху на Бога?
– Пряха никогда с нами не разговаривала. А Бог разговаривает.
– Вот как? И что же он вам говорит?
Черная пожала плечами.
– Он – повсюду. В зелени и золоте. В синем и коричневом. В красном, белом и черном.
– Он пожертвовал частью себя, так же как Женевьева. Так же, как Ханса.
Когда имена мертвых звучали из их уст, мне делалось не по себе.
– Убийство – не жертва. Они не хотели умирать. Если вы называете это жертвой – получается, что они отдали жизнь во имя чего-то.
Красная повернулась к Черной.
– Эта девушка воображает, что все знает.
– А сама знает еще меньше, чем другие.
Красная снова взглянула на меня.
– Ты разве не знаешь историю Святого Алексия? Он отрезал от себя куски плоти, чтобы питать врата между Небом и Землей – чтобы они были всегда открыты для его рода. Отрезал, пока не упал замертво и его кровь не стала рекой. И его жена приплыла по этой реке к своей божественной награде.
– Это все неправда, – сказала я, хотя и не знала, правда или нет. От этих святых всего можно ожидать.
– Нам больше нечего тебе сказать, дитя.
– Дитя?
– Нам больше нечего сказать, – повторила Красная. – Ты спрашивала, мы отвечали. Если не хочешь слушать, не беспокой нас больше.
– Давайте не будем больше за нее молиться, – шепнула Черная.
Мне было что на это ответить, но тут к нам торопливо подошел какой-то человек с изможденным лицом, в волочащейся по полу рясе. Он негромко хлопнул в ладоши, глядя мимо меня.
– Вам сюда нельзя. Сколько раз вам говорить – дети без взрослых в церковь не допускаются.