Риэль громко рассмеялась.
– Только этого недостаточно, чтобы так со мной обращаться. Я никогда не прощу ему этого. И когда-нибудь я перестану прощать и тебя.
– Я знаю, – сказал Тал, и печаль, прозвучавшая в его голосе, почти заставила Риэль пожалеть его.
Но только почти.
И в этот момент внизу раздался сильный грохот и громкий сигнал тревоги.
Людивин.
Тал бросил на Риэль так хорошо знакомый ей укоризненный взгляд, который обычно у него появлялся в ответ на ее эскапады: например, когда в семь лет она устроила потоп в Купели, или в пятнадцать лет, когда он поймал ее с поличным в таверне Одо, куда она впервые улизнула тайком. За что мне все это, говорил этот взгляд, чем я заслужил такие испытания?
Риэль смотрела на него с самым невинным видом.
– Оставайся здесь, – приказал он. – Я не шучу, Риэль. Я хорошо понимаю, насколько ты разочарована, – правда, понимаю. Конечно, несправедливо, что ты вынуждена вести такую скучную жизнь, но этого требуют твои же собственные интересы.
Риэль вернулась на подоконник, надеясь, что всем своим видом выражает подобающее ситуации смущение.
– Я люблю тебя, Тал, – сказала она, и это было в достаточной мере правдой, чтобы заставить ее возненавидеть себя.
– Я знаю, – кивнул Тал и, накинув мантию, поспешил на крик.
– Магистр, это леди Людивин, – раздался из коридора испуганный голос одного из юных служителей Храма Огня. – Она только что пришла в часовню, мой господин, и вдруг побледнела и упала в обморок. Я не знаю, что случилось!
– Срочно пошлите за моим лекарем, – раздался голос Тала, – и отправьте сообщение королеве. Она будет в своей ложе на трибунах. Скажите ей, что ее племянница заболела и не сможет к ней присоединиться.
Когда голоса смолкли, Риэль улыбнулась и потянулась за туфлями.
Остаться здесь?
Ни за что.
Она поспешила через гостиную, примыкающую к кабинету Тала, в гулкие коридоры храма, выложенные мрамором с красными прожилками, с роскошными коврами, украшенными вышитыми языками пламени. На входе в храм, паркетный пол которого был отполирован так, что сверкал, словно золото, царила суматоха: прихожане, служители храма и слуги спешили к островерхим дверям часовни.
– Это леди Людивин, – прошептал молодой послушник своему спутнику, когда Риэль проходила мимо. – Видимо, ей стало плохо.
Риэль усмехнулась, представляя, как все суетятся вокруг бедной Людивин, такой прекрасной и слабой, трагически распростертой на полу часовни. Она представила себе, как Людивин будет наслаждаться всеобщим вниманием, а затем и воспоминаниями о том, как устроила целое представление для почтенных жителей столицы, дергая их за ниточки, как кукловод марионеток.