— Вам важнее моральная правота — или жизнь Мартина?
Ивга замолчала. Посмотрела на Мартина — на его безучастное, спокойное лицо.
— Я вас пойму, что бы вы ни решили, — сказала Эгле сквозь зубы. — Возможно, вам будет комфортнее его похоронить…
Ивга ощетинилась, как лиса перед волчицей:
— Он мой сын! И хватит людоедских обвинений! Я поеду с вами, это увеличит шансы.
— Но он… — Эгле растерялась. — Его мы… оставим тут без помощи?!
— Мы ему не поможем, сидя рядом, — тяжело сказала Ивга. — Шесть часов по шоссе? Столько же обратно? Тогда поехали!
* * *
Они укрыли Мартина пледом и поставили рядом пластиковую бутылку с водой. Эгле написала от руки на листе бумаги: «Клав, Ведьма-Мать никогда не придет. Верь мне».
Они оставили на столе в гостиной ноутбуки и телефоны. Выбрались из дома через веранду на втором этаже, на крышу гаража, минуя заблокированные знаками двери.
В гараже стоял «Кузнечик» Ивги, который не заводили больше полугода. Мстить за небрежение машина не стала. Маленький внедорожник, высокая посадка, отличная маневренность — Ивга надеялась, что всесезонные шины справятся на горных дорогах зимой. Если нет — их вояж обречен.
Радионовости были полны панических воплей.
— Эгле, — сказала Ивга, выворачивая на проселочную дорогу, — прямо перед вами в ящике набор музыкальных дисков. Выберите что-нибудь… жизнеутверждающее.
В три часа ночи в Вижне пропала мобильная связь. Инквизиторские рации трещали и отказывали. Из брандспойтов пожарных машин, съехавшихся к горящему театру, хлынула кровь, и это произвело впечатление не только на обывателей, но и на видавших виды инквизиторов. Тушить перестали.
Ведьмы рассеялись по улицам. Связи с патрулями по-прежнему не было, приходилось использовать древние инквизиторские свет-знаки. Над городом взлетали, как фейерверки, ослепительно-белые звезды, на несколько секунд превращали ночь в день и гасли.
Клавдий повел группу оперативников от театра, где уже нечего было спасать, к спецприемнику для неинициированных, и снова опоздал. Из десяти охранников только двое остались верны долгу и поплатились за это жизнью. В холле, украшенном репродукциями морских пейзажей, не успели остыть следы массовой инициации.
Радиосвязь возобновилась, мобильная — нет. Два патруля не отвечали. Клавдий перестал притворяться, что чем-то может управлять, и полностью перешел в оперативный режим. Как ни странно, это оказалось лучшей стратегией.
Улицы ночного города превратились в поле для игры в кошки-мышки: он выслеживал, догонял и отключал их по одной. Это было нечестно по отношению к коллегам, которым придется их потом казнить, но «потом» казалось Клавдию недостижимым, как горизонт, вся жизнь будто съежилась в точку «сейчас». Еще был милый психологический нюанс, игравший в его пользу: ведьмы все как одна мечтали прикончить не кого-нибудь, а Великого Инквизитора, и в своем честолюбии не рассчитывали сил. Они являлись к нему вроде как на охоту, а на самом деле на заклание; половина из них была инициирована не более суток назад. На прошлой неделе это были чьи-то жены и дочери, студентки, домохозяйки, актрисы, бухгалтерши, танцовщицы. Они планировали будущее — совсем другое. Не такое. Не так.