Сколько можно торчать в проклятом подвале?! Мартин потерял счет времени: пять минут прошло, пятнадцать или пятьдесят?!
* * *
Тридцать лет назад допрос с пристрастием был рутинным элементом дознания. Всеобщим. Обыкновенным. Любую сколь-нибудь опасную ведьму, если удавалось взять ее живой, допрашивали под пыткой. Когда Клавдий добился отмены этой процедуры, его обвинили в развале Инквизиции и сотрясении основ.
Теперь он прилетел в Одницу спецбортом и ввалился в подвал. Выражение лица Мартина, будучи расшифровано словами, заняло бы тридцать страниц убористого текста. И все с восклицательными знаками.
Оперативник Эдгар был мертв, его тело лежало в полицейском морге. Мысль, что на его месте мог быть Мартин, дорого стоила ведьме-убийце.
Он сидел, сцепив пальцы на столешнице, глядя сквозь прорези капюшона, не используя даже инквизиторских знаков, — уцепившись за ее взгляд, как за нитку, жестко принуждая, и ведьма больше не сопротивлялась:
— Я не знаю такого пророчества!
— А если я еще раз спрошу?
— Нет такого пророчества… — Она боялась замолчать хоть на секунду. — Но есть другое… о Великой Матери…
Клавдий похолодел:
— Мать-Ведьма придет к вам, ведьмы станут единым роем…
— Нет! — взвизгнула ведьма. — Не придет! Мы должны прийти…
— Куда?!
— Она сидит на Зеленом Холме и ждет своих детей.
— Где находится холм?
— Не знаю. Чтобы войти, надо принести жертву… Убить. Инквизитора. Тогда она примет…
— Ты принесла жертву?
— Да. — Она на секунду успокоилась, задышала ровнее. — Теперь Мать меня ждет.
— Где?! — Он привстал на месте и, сам того не желая, сильнее надавил на нее. Она забилась в колодках:
— Я не знаю. Я не помню. Я больше ничего не могу сказать.
Он наконец-то позволил ей потерять сознание. Откинул капюшон, поискал сигареты в кармане и вспомнил, что не курит уже двадцать лет.
* * *
Ивга ответила моментально — как если бы все это время не выпускала трубку из рук.
— Ты дома? — отрывисто спросил Клавдий.
— Что с Мартином?
— Все хорошо… Слушай. Через пару минут к тебе подъедут ребята из оперативной службы. Они посидят в гостиной, дождутся меня. Если хочешь, угости их чаем.
— Ты что… я под арестом?!
— Я скоро приеду, — сказал Клавдий. — Просто меня дождись.
Связь оборвалась.
* * *
Мартин ненавидел журналистов, даже добросовестных, и те платили ему ответной ненавистью; что бы ни сделал куратор Одницы, все было не так, не то и не вовремя. Патрули на пляже отпугивали туристов, но действующие ведьмы тоже туристам не нравились. Профилактические беседы в школе нарушали права детей, отсутствие информирования нарушало их права еще больше. Куратор Одницы злоупотреблял властью, одновременно был мягкотел и не способен применить власть. Но самое страшное — Мартин Старж был сыном своего отца, как если бы эта семейка превратила Инквизицию в частную корпорацию.