— Да. — Он обрубил надежду. — Отец меня отговаривал, я обещал еще подумать, и вот, я подумал.
— Можешь мне сказать, зачем?!
Он изменился в лице, посмотрел растерянно, с недоверием:
— А ты разве… не понимаешь?
— Хочешь власти? — спросила Ивга, и, надо сказать, это была одна из самых неудачных реплик в ее жизни. Потому что он теперь смотрел на нее, будто не узнавая. Будто удивляясь, что за человек тут внезапно перед ним воплотился.
— Тогда объясни, чего ты хочешь?! — Она уже почти кричала.
— Спасать ведьм от инициации, — сказал он потерянно. В его мире, оказывается, это само собой разумелось, Ивга прекрасно должна была его понимать.
— Принимать решения за других?
— Инициация — не решение! Это… болезнь! Если бы я захотел стать хирургом, ты бы сказала, что я садист и мне нравится запах крови?!
За его спиной стояла подростковая правота — непрошибаемая, как бетонная стенка. А Ивга не умела ему объяснить то, что познала на своей шкуре: противостояние человечества и ведьм не имеет «хорошего» решения. Инквизитор каждый день выбирает между отвратительным и кошмарным. Как ведьма после инициации становится чудовищем, внешне оставаясь человеком, — так инквизитор после десяти лет оперативной работы становится палачом, внешне оставаясь хорошим парнем. Власть над униженными и напуганными, противостояние изощренным и бесчеловечным, — такое сочетание факторов корежит человека, как пластиковый стаканчик в огне. А Мартин ничего не знал, он был ребенок, он держал на письменном столе модели гоночных машин и фигурки динозавров.
Ивге хотелось орать в голос. Еще немного, и на глазах сына она впала бы в истерику и окончательно потеряла лицо, но тут позвонил Клавдий — почуял ее горе на расстоянии. С телефонной трубкой Ивга ушла в спальню, там расплакалась, отведя трубку от лица, и беззвучно рыдала, пока Клавдий объяснял ей, что семьдесят процентов мужчин и восемьдесят пять процентов женщин никогда не смогут стать инквизиторами по чисто физиологическим причинам, что отсев на первом году обучения в инквизиторском колледже — половина всех поступивших, что Мартин ищет себя, что ломать подростка через колено — не метод, что есть еще время, чтобы все переиграть…
Когда Ивга теряла веру в человечество, она начинала думать о Клавдии, и это помогало.
* * *
Рейсовый самолет из Одницы приземлился точно по расписанию. Мартин сел в служебную машину, открыл компьютер, уставился на текст доклада, который знал на память: ему надо было привести себя в порядок — изнутри. Успокоиться. Собраться.
Он помнил слова комиссара Ларри, сказанные в горе и по пьяни: «Ты говоришь, профилактика, я говорю — за решетку. Ведьма — за решетку. И всё». Мартин знал, что большинство обывателей согласно с комиссаром. Но Мартин не ставил перед собой цели угодить обывателям.