– Очень, – порывисто ответила Катрин.
– О чем же ты мечтаешь?
– О том, как мы долго-долго будем жить. Как я буду любить вас... Я уверена, что у нас все будет хорошо.
Граф неторопливо поднялся и подошел к борту. Опершись руками о перила, он смотрел в морскую пучину.
Уже занимался рассвет. Небо на востоке наливалось алой краской.
Граф увидел плавник, проснувшегося неугомонного морского охотника-акулы. В чистой воде было видно ее огромное и мощное тело. Граф посмотрел на Катрин. Она улыбнулась ему и поднялась из шезлонга. Ей, видимо, показалось, что граф позвал ее глазами. Она приблизилась к нему и остановилась, трепетная, ожидая, когда он ее обнимет.
Граф снова посмотрел за борт. Огромная акула плыла рядом с яхтой. Через минуту граф бросит хищнице бездыханное тело девушки.
Лицо Катрин было прекрасно, глаза светились любовью и доверием. Граф своими сильными руками коснулся хрупких плеч девушки и кровожадно смотрел на ее гибкую шею, на которой выделялась синяя жилка. Граф притянул к себе замершую от счастья Катрин и поднес губы к ее шее...
В это время на кончике мачты заверещала сорока. Граф вскинул глаза: птица смотрела на него и кланялась. Граф не был столь наивным, чтобы принять птицу за обыкновенную сороку. Как она могла бы появиться посреди океана?
Граф Владич нежно поцеловал Катрин в щеку, молча обнял девушку и сказал:
– Проверю двигатель.
Он спустился в моторное отделение и закрыл за собой люк.
– Это ты, Ион? Появись.
Катрин, оставшись одна, снова расположилась в шезлонге и беззаботно уставилась в небо. Перед ее глазами высилась мачта, но сороки там уже не было. Да она и прежде не заметила птицы, так была переполнена своими чувствами. Катрин улыбалась, мечтательно глядя на небо и думая о графе.
А тем временем перед графом стоял позевывающий Ион.
– Поспать не дадут, – ворчал он. – Только расположился.
– Ты сам прилетел, я тебя не звал.
– Ага, сам... Стал бы я сам вскакивать под утро, когда спится слаще всего, и лететь над океаном. Большое удовольствие!
– Что же тебя заставило вскочить?
– Не что, а кто. Этот Груя такой грубиян, какого в потустороннем мире больше нет. Нет, чтобы культурно разбудить, Ион, мол, проснись. Мог бы даже более вежливо сказать: Ион, голубчик, изволь проснуться. И у меня было бы хорошее настроение.
– А что же он?
– Сунул под нос горелую резину, да при этом еще и ущипнул. А у него пальцы, как клещи.
– Не понравилось?
– Кому это понравится? Такой синяк оставил, что страх.
– Вспомни садовника. Тогда тебе было весело.
– Сравнили тоже. Ну, хозяин, заносит вас иногда. Может, еще и пожалели садовника? Когда кому-то больно, мне хорошо. А вам разве нет? Но если мне больно... тогда уж пардон. Тогда уж я таких пакостей наделаю... И правильно! И логично! А как же иначе? Или я не прав?