— Да, — лениво кивнул Саша. — Ты же не хочешь, чтобы твоя драгоценная Карина Дмитриевна узнала, что договор с Федоровым подписан тобой, котеночек?
Лера застыла. Как он узнал?!
— Да не пугайся так, — Саша покровительственно похлопал ее по плечу, а Леру передернуло от отвращения. — Будешь хорошо себя вести, никто ничего не узнает, — заявил он. — А ты же будешь?..
Невидящими глазами Лера уставилась на пол. О чем он говорит?!
— Зачем тебе это надо? — тихо спросила она, лихорадочно соображая, как теперь выпутываться. — Зачем?..
— Я соскучился, — объявил он, снова надевая одну из своих самодовольных ухмылочек. — Да ты не трясись, котенок! Я тебя не буду ни к чему принуждать. Пока не полюбишь! — хохотнул Саша, вставая и наконец-то отпуская Лерины руки. — Но мое терпение не безгранично, котеночек, поняла? Для начала завтра идем в ресторан. Целую! — и грубо схватил, больно сжал грудь, а затем толкнул на диван: — Пока, котеночек! И дверь закрой!
— Вовчик, посмотри, как мне? — Катрин выскочила из своей огромной гардеробной и покрутилась в каких-то ярких тряпках, лоскутами свисающих ниже колен.
— Хорошо, — буркнул Владимир, не отрываясь от компьютера. Стол был завален бумагами, а в пепельнице дымилась, наверное, десятая сигарета. Или тридцатая.
— Фу, Вовчик, опять накурил! Форточку хоть открой! — она подбежала к окну и, откинув тяжелую портьеру, дернула створку. В комнату тут же обрушился слепящий солнечный свет, заливая апрельской свежестью прокуренные стены и сероватое лицо хозяина кабинета.
— Кать, кто тебя просил? — поморщился Владимир, но она уже подскочила к нему, уселась на колени, смахнув на пол договоры, которые он как раз просматривал:
— Катрин! Не Катя — Катрин, Вовчик, запомни! Ты что такой бука? Не выспался? Уже пора ехать на квартиру. Я вот что подумала: если стены сделать в спальне лиловыми, а в гостиной на полу…
Владимир близко-близко видел, как шевелятся ее губы, до краев наполненные какой-то дрянью, которой накачались все ее подружки, вздергиваются отчего-то синие, будто вытатуированные, брови, и вдруг представил, как ее пухлый рот сшивается огромными стежками, густыми-густыми, настолько густыми, что ни один звук не проникает под его черепную коробку, в которой сейчас было столько всего, что для Катькиной — простите великодушно — Катрин! — болтовни решительно не было места!
— Так, через пять минут чтоб был готов! — она ткнулась своими холодными губами, отчего-то показавшимися Владимиру присосками, в его щеку и упорхнула за дверь. Он тяжело вздохнул, и вытряхнул из пачки очередную сигарету.