– Оливер, – вновь шепчу я, отступая на шаг назад, дальше от парней и чувствуя, как разрывается мое сердце, как мечется между прошлым и будущим мой потерявший счет времени разум. Я знаю то, что в этом времени еще не случилось, но может случиться, если Оливер выйдет на неокрепший лед озера.
Ветер свистит в деревьях, небо скрылось за пеленой падающего снега. Буря крепчает.
– Я же тебе говорил, что она чокнутая, – замечает Джаспер, причем достаточно громко, чтобы я тоже это услышала. Отступаю еще на шаг назад и еще, не сводя при этом глаз с Оливера. Мне хочется, чтобы он что-нибудь сказал, крикнул парням, чтобы те остановились, прекратили, чтобы оставили меня в покое. Мне хочется, чтобы он пошел со мной. Но Оливер стоит молча. Все его чувства ко мне, все слова, которые он говорил, – все теперь забыто. Упорхнуло, забилось в самые темные уголки его памяти.
Оливера, которого я знала, больше нет. Исчез тот Оливер.
Ретт следит за каждым моим движением, и на мгновение мне кажется, что он может броситься, схватить меня за руку и потащить назад, на кладбище. Поступить со мной как с вещью, которая действует ему на нервы.
Поэтому я поспешно ухожу по снегу вокруг озера и иду до тех пор, пока не перестаю видеть парней за снежной пеленой. Клянусь, я буквально слышу, как трещит, разрываясь, мое сердце.
Останавливаюсь я, почти дойдя уже до пристани, и прижимаю ладони к глазам, чтобы сдержать выступающие слезы. Не так все должно было повернуться, совсем не так.
Не так должна заканчиваться эта история.
Глубокий шрам чувствую на своей душе, и эта рана никогда не заживет. Задерживаю дыхание до тех пор, пока у меня не начинает болеть грудь, пока не начинают гореть легкие, ища глоток свежего воздуха. У меня над головой все сильнее разыгрывается буря, а я делаю долгий глубокий выдох, чувствуя пробегающий у меня вдоль спины холодок, проникающий в стороны и крепко прихватывающий каждое ребро. Я всегда боялась того, что я не настоящая Уокер. Боялась закончить как моя мама, став циничной и страшащейся быть тем, кто она есть. Я всегда думала, что мне хочется быть одной, совершенно одной в этих лесах. Там, где ничто не может причинить мне вред, где никто не посмеет назвать меня лунатичкой. И зимней ведьмой не назовет, и сумасшедшей, и дикаркой тоже.
Но я ошибалась. Оказывается, мне вовсе не хочется быть одной. Не хочется спать в своей темной комнате и никогда вновь не почувствовать прикосновение рук Оливера. Не хочется, чтобы в моей жизни никого, кроме меня самой, не было. Без Оливера жить. Без моего бешено бьющегося в груди сердца, без того, чтобы знать, что точно так же бьется еще чье-то сердце в чьей-то груди.