Зимняя Чаща (Эрншоу) - страница 52

Одним из тех, у кого никого нет.

По правде сказать, я повсюду один. Когда я покину эти горы, меня нигде не ждет моя кровать. И письма домой мне писать некому. И нет нигде ни родного крыльца, ни сада, в котором пахнет мятой, а на натянутой веревке сушится белье.

Не имея места, которое можно назвать домом – моим домом, – я понял, что мне на самом деле нечего терять. Некого разочаровывать. И нет причин бояться, что будет дальше. Я – сам по себе. В книгах те, кому нечего терять, всегда становятся злодеями. История любого из них начинается с утрат и печалей, которые быстро превращаются в гнев и злобу, и вот уже у героя нет пути назад.

Хотелось бы мне взглянуть на затерянные в глубине моей памяти воспоминания. Хотелось бы не чувствовать горечи и разочарования. Одиночества. Не слышать это постоянное жужжание внутри моего черепа.

Я никогда не хотел становиться злодеем. И проснуться в лесу промерзшим до мозга костей тоже никогда не хотел, но уверенность, что со мной случилось что-то плохое, не оставляет меня – щелк, щелк, щелк! – раздается в ушах. Случилось что-то такое, чего мне уже не изменить.

Но ты не всегда можешь выбирать – становиться тебе злодеем или нет. Иногда такое просто случается с тобой, и все.

Складывается цепь обстоятельств, которые ведут тебя к судьбе, которой тебе не избежать.

Впереди за деревьями передо мной кладбище с осыпающимися надгробиями, разросшимся кустарником и умирающими деревьями. Это старое кладбище, и я даже не знаю, продолжают ли местные хоронить здесь своих родных и близких.

Через открытые маленькие металлические ворота я вхожу сюда, зная, что уже бывал здесь раньше. Нет, это не память мне подсказывает, а туго сжавшийся у меня в животе узел и знакомое ощущение твердой неровной земли под ногами. Порыв ледяного ветра в лицо, будто ты открыл дверцу холодильника. Или спустился в могилу. Да, все это я уже ощущал.

Я прохожу несколько шагов, вдыхаю холодный воздух, слушаю щебет утренних птиц, сидящих на соснах неподалеку, но вдруг мои ноги останавливаются. Они отказываются идти дальше. Я понимаю, что уже стоял однажды на этом самом месте, перед этой выветренной зимними ветрами могильной плитой. У меня начинает звенеть в ушах, моя память вскипает, начинает рваться наружу, и я вспоминаю написанное на плите имя. Для этого мне не нужно даже читать его.

Уилла Уокер.

Я стоял здесь в темноте, снег хрустел у меня под ногами, сквозь низкие облака кое-где просвечивали звезды. Я стоял и смотрел на эту самую могилу.

В моей голове начинают звучать голоса: это память продолжает выпускать свои когти, разгоняя в моих жилах кровь и тяжелыми, похожими на удары, волнами пульсируя у меня в груди.