Я коснулся его сердца, чтобы поблагодарить, и поспешно выбрался из постели. Теперь я впервые оглядел серебряную комнату, в которой спал. На серебряных полках лежали серебряные гребни, серебряные ножницы и серебряные ножи; на серебряной подставке стоял серебряный кувшин в серебряном тазу; на серебряных колышках висели шелковые полотенца, на серебряном полу были расстелены мягкие шелковые ковры, а наверху и вокруг на потолке и стенах тысячи раз повторялись языки пламени в панелях из полированного серебра.
В свое время я испытывал на себе всевозможные восточные массажи и банщиков, но молчаливая маленькая соодопсия, которая мыла, растирала, похлопывала и гладила меня, превосходила их всех ловкостью, к которой добавлялось новое очарование, потому что я не был обязан слушать длинные и бессмысленные рассказы о приключениях и интригах, а был совершенно предоставлен своим собственным мыслям. Балджеру также позволили насладиться обтиранием и растиранием – роскошью, которой он был лишен с тех пор, как мы покинули замок Трампов.
Едва мой туалет был закончен, как появился Длинные пальцы, чтобы осведомиться о моем здоровье и распорядиться подать завтрак, состоявший из куска нежнейшей вареной рыбы с устрицами восхитительного вкуса, украшенных кусочками тех же странных грибов, которые я ел среди миккаменков. Все это было подано на прекрасном серебряном блюде на серебряном подносе с серебряными же столовыми приборами.
Вспоминая странный способ, которым рыбу ловили и убивали в стране миккаменков, мне было любопытно узнать, как это делали соодопсии, ибо я достаточно хорошо знал их, чтобы понять, что ощущение чего-то, борющегося за свою жизнь в их руках, будет достаточно, чтобы повергнуть их в приступы великого страдания, наполнить их нежные сердца безымянным ужасом.
«В конце одного из многочисленных коридоров, ведущих из нашего города, – объяснил Длинные пальцы, – есть каменная пещера, которую наши предки называли Уфаслок, или дыра смерти, потому что любое существо, которое вдыхает ее воздух в течение нескольких мгновений, обязательно умрет. Поэтому они закрыли ее навсегда, оставив только маленькую трубочку, торчащую из двери. Как ни странно, те, кто дышит этим воздухом, не испытывают никакой боли, но вскоре погружаются в приятный сон и, если их не спасти, конечно, никогда больше не проснутся. Теперь, когда наши законы запрещают причинять боль даже самому ничтожному существу, нашим предкам пришло в голову, что с помощью длинной трубы они могут подавать этот отравленный воздух в реку, когда им понадобится запас рыбы для еды. Так они и делали, и, как ни странно, в тот момент, когда рыба чувствует, что газ пузырится в реке, они сразу же подплывают к устью трубы и борются друг с другом за возможность поймать смертельные пузырьки. Видимо они вызывают какие-то приятные ощущения перед тем, как постепенно погружают живое существо в его последний сон. И таким образом мы получаем возможность питаться рыбой из нашей реки, не нарушая закона».