У дежурного по заставе работало радио — начиналась передача по заявкам радиослушателей «В рабочий полдень». Так уж сложилось в стране, что начиналась она когда угодно, только не в полдень. Но сейчас, в принципе, было близко — часы показывали 12.15.
— Вы Котов? — остановил его молодой лейтенант с оттопыренными ушами, придающими ему несерьезный вид. — Я Морошко Станислав, командир второго взвода, второй год на заставе. Слышал, что у четвертого взвода появится, наконец, командир. Я тоже здесь с женой, собираемся ребенка заводить… Ну, как собираемся, — лейтенант засмеялся. — Супруга собралась и поставила перед фактом, а меня там словно и не было…
— А ты точно там был? — покосился на него дежурный Виталий Курочкин из третьего взвода.
— Ой, да ладно, — отмахнулся Морошко. — Шутка бородатая, самим не надоело?
— Дети — это хорошо, — неуверенно заметил Павел.
— Дети — хорошо, — согласился Курочкин, покосившись на надувшегося Морошко. — А бессонные ночи, крики в доме, вечные постирушки, а нервная и неприбранная жена — это плохо. Сам прошел эти институты; моему богатырю пятый год, в детский садик ходит в поселке. Ладно, Павел, дуй на рандеву с начальством, не будем тебе зубы заговаривать…
В кабинете у Стрельцова сидели еще два офицера.
— Входите, товарищ лейтенант, — кивнул Стрельцов. — Все в порядке? Устроились, успокоили супругу?
— Она у меня крепкая, товарищ капитан, — приукрасил Павел. — Может, не сразу, но все будет хорошо.
— Ну, понятно, — сухо улыбнулся сидящий на другом конце стола старший лейтенант — с залысинами и заостренным подбородком. — Это вроде лотереи спортлото. У капитана Чхеидзе с «Куликовских сопок» супруга ныла полтора года, мучилась, не знала, куда себя деть, в истерику кидалась, обещала руки на себя наложить. Однажды он приходит с боевого дежурства, а в доме пусто, только записка на столе, мол, извиняй, дорогой, дошла до точки, уезжаю на Большую землю, к маме в Адлер, не вздумай меня искать… А как ее искать? Через день в наряд или караул — заменить некем. Так запил человек с горя, совсем плохой стал…
— Михаил Евгеньевич, зачем вы об этом рассказываете? — поморщился Стрельцов. — Помню эту особу, ей все не так было, ветреная она, несерьезная. Не это сейчас надо нашему молодому лейтенанту. Не слушайте его, Павел Константинович. Это, кстати, мой заместитель по политической части Писарев Михаил Евгеньевич, прошу любить и жаловать.
Замполит приподнялся, протянул узкую руку, показавшуюся Павлу изнеженной. На эмоции он был небогат, но глаза цепляли — вопросительные, изучающие.