Зараза недовольства долго потом ощущалась во всех союзных странах. Но все закончилось благополучно — Восточная Европа продолжила строить социализм.
Потом обострились отношения с Китаем — вся их ревизионистская деятельность, недобрый взгляд на Сибирь, дикая культурная революция, затеянная для усиления власти зарвавшегося Мао… Срочное предписание: оставить место службы и прибыть в столицу за новым назначением. Многих офицеров пограничных войск КГБ СССР переводили в Сибирь и на Дальний Восток. Над окраинными регионами дамокловым мечом нависла многомиллионная китайская армия, преданная до последнего вздоха своему безумному кормчему…
— Я не смогу там, не выдержу, с ума сойду… — шептала Настя, гладя его руку. — Мне уже тревожно. Предчувствия недобрые, Пашенька…
— Диалог возможен или ты уже все решила? — он попытался отделаться шуткой.
— Я просто ною, — вздохнула девушка. — Твое украшение — сила, мое — слабость. Относись ко мне снисходительно, ладно? У тебя будет хорошая зарплата? — сменила она тему.
— Хорошая, — кивнул Павел. — Но размер придется уточнять. Что тебе эти деньги? Не купишь на них счастья, дорогая.
— А ты мне их дай, — шептала Настя, — и я покажу, как это делается…
Он рассмеялся. В этот момент в приоткрытую дверь просунулась физиономия наглого парня в футболке «СИБСЕЛЬМАШ», скабрезно оскалилась.
— Чаевничаете, попутчики? А позвольте пригласить вашу даму в вагон-ресторан, пусть покушает девушка…
Он не договорил, Павел подлетел к нему в гневе, краска прилила к лицу. Вот кому он от души бы врезал!
Настя испугалась, схватила его за руку:
— Паша, не надо, не связывайся!
Он вырвался, лицо пылало. Невоспитанный субъект развязно гоготнул и испарился, задвинув за собой дверь. Павел сплюнул. Сам виноват, почему оставил дверь открытой? Теперь вся местная шпана видит, чем они занимаются и что едят. Не могут просто так пройти мимо.
— Паша, остынь, успокойся… — уговаривала Настя. — Этот парень просто шутит, он не сделает нам ничего плохого…
А что он может сделать плохого? Пусть только попробует! Опыт контакта со шпаной у Павла имелся. И в школе случалось, и в училище — сущее удовольствие ходить по вечерним подворотням провинциальных городов. «Эй, пацан, пятнадцать копеек есть? А если найду? А чего такой бурый?» В зубы получают — и сразу отваливают, только пыхтят, мол, мы еще встретимся. Но никого из них Павел так больше и не встречал.
Он махнул рукой, сел на место и уставился в окно. И без того все подвешено, нет уверенности в завтрашнем дне, а тут еще этот лезет…
— Не могу я так, Настя, — пожаловался он. — Ты — красивая девушка, мужики на тебя глядят, как на икону, слюни глотают, норовят познакомиться. Меня трясет, когда они к тебе лезут. Ревность дурацкая, всех поубивать готов…