— Гоша, у тебя что-нибудь случилось?
— Да нет, просто надо посоветоваться, глупая история…
— Ты извини, Гоша, у меня сейчас прием. Я позвоню тебе попозже, или, может быть, зайти вечером? Как мама, в порядке?
— Она в санатории, вчера отвез. А ты когда кончаешь? Приезжай сразу. Познакомлю тут тебя с одной особой, она у меня живет, понимаешь?..
— А-а, — сказала Лилька, — хорошо, я зайду, конечно, если ты хочешь…
— Да нет, ты не так меня поняла, просто эту девчонку надо устроить на работу, тут такая история! Алё!
— Хорошо, я слышу, Гоша, просто мне сейчас неудобно разговаривать. Не волнуйся, все будет нормально. Я зайду.
Обиделась. Опять я все сделал не так. Нет, надо на улицу, проветриться, что ли. Я выскочил на лестницу и громко хлопнул дверью. Когда я вышел из темного подъезда, солнце лупило так, что на мгновение я ослеп. Да что же это я сидел там дома в духоте, в темноте? Вот сейчас возьму и уеду на выставку или в Сокольники. Зной какой! Из овощного магазинчика на углу счастливые женщины несли лубяные корзинки со свежей клубникой, они несли их особенно, бережно, как никогда не носят картошку или даже яблоки, клубника — это ведь не только ягода, это еще и символ чего-то — молодого лета, радости, роскоши. В толкучке у метро все поголовно лизали мороженое, я сбежал вниз по гулкой лестнице, чувствуя себя необыкновенно молодым, успел вскочить в отходящий поезд и вышел почему-то на «Кировской», где привык выходить каждый день, потому что здесь я работаю. Чертова привычка принесла меня сюда без всякой надобности и смысла. Нет, отдыхать надо уметь. Я вздохнул и направился к родной конторе. Встретили меня смехом, планы моего сверхоригинального домашнего отпуска обсуждали всей лабораторией, и вдруг — на тебе, заявился. Мы поболтали немного, и я пошел к себе. Борис работал, низко склонившись над столом, на меня он глянул вскользь, ему было не до меня. Я сел на стол и ждал, пока он очнется. Борис — вот с кем надо было поговорить с самого начала!
Но слушал он меня без интереса, угрюмо.
— Что-то я не пойму, в чем соль, чего ты бегаешь-то?
— Разве непонятно? Влип я с этой девчонкой и хочу от нее избавиться.
— А зачем? Пускай себе живет. Что тебе — жалко?
— Что значит жалко? Я серьезно с тобой говорю, а ты чепуху какую-то несешь. Ты мне совет дай толковый, куда ее девать или, на худой конец, денег дай взаймы…
Борис не спеша огладил бороду. Борода у него необыкновенная, светло-русая, густая, местами отливающая в рыжину, а там, где она переходит в усы, и вовсе темно-каштановая. Раньше, без бороды, лицо у Бориса, прямо скажем, было невыразительное, а с бородой он сразу превратился в этакого барина, этакого неотразимого красавца. Он уставился на меня своими серьезными серыми глазами и сказал твердо: