— Какой же это секрет? — врал я всё в том же духе, физически ощущая запах жаренного, возле себя. — Я учусь на факультете журналистики.
— А курс какой? Третий, четвёртый? — спросила меня, молчавшая до этого Лиля.
— Нет. Так далеко я ещё не продвинулся. Пока, всего лишь, перешёл на второй — со вздохом, похожим на сожаление, вяло ответил я.
Врать ей, мне не хотелось, но вариант ответа, на поставленный девушкой вопрос, был только один. Скажи я, что учусь долго, её мама могла перейти к более дотошному допросу. Хотя и с таким ответом могут возникнуть никому не нужные неприятности. Из журналистики, мне знаком лишь алфавит.
— Здорово. Я на следующий год тоже собираюсь к вам поступать. Так что, может будем там пересекаться. Третий курс, это совсем рядом от первого.
Да. В который уже раз убеждаюсь, что самообразованием надо заниматься на постоянной основе, а не от случая к случаю. И не стоит зацикливаться на одних учебниках по школьной программе. Хорошо, что удалось свернуть затянувшийся разговор с тропы «войны» и перевести его на житейские темы, попутно любуясь красотами местной природы, а то плавал бы я в этой журналистике не лучше, чем Лиля в солёной воде.
Чем больше времени я проводил в обществе Лилии и её матери, тем отчётливее понимал, что десятиклассница мне нравится совсем не по-детски. Острое желание побыстрее смыться от них, давно сдохло и ему на смену пришло другое, не менее острое. Мне хотелось находится рядом с этой девушкой, как можно дольше. Без перерыва на обед и ужин слушать её неудержимый смех, ржать вместе с ней самому, барахтаться на пару, на мелководье, забыв о своих способностях плавать на глубине. За два часа открытого томления на солнце, я приварился к ней так, как ни к одному другому человеку. В пользу этого сыграло всё. И моё болтливо-игривое настроение, и привлекательность юной особы, и молния, явно ударившая не в меня одного. По истечении столь короткого промежутка времени у меня имелось стойкое, почти железобетонное, ощущение того, что я знаком с Лилией тысячу лет и никак не меньше. Мне не надо было перед ней изображать из себя всезнайку, строго следить за манерами, производить впечатление мачо, как это делал, допустим, с той же жительницей далёкого Челябинска. Чувствовал себя уютно и по домашнему, что называется «в своей тарелке», не прилагая для этого абсолютно никаких дополнительных сил. Я, даже на способности свои повесил жёсткое табу, в отношении ученицы московской школы, чтобы понять, действительно ли между нами чего то пробежало и вспыхнуло или это просто плод моего затуманенного воображения.