— Ладно, садись, потом с книгами разберемся.
Таня сняла косынку. Волосы у нее были короткие, «под горку». Она легонько провела по ним рукой.
— Ой, Нинка, какой завтра урок будет! Во-первых, слово о наших героических женщинах… Жен-щи-ны, Это звучит гордо.
— А что? Это и в самом деле звучит великолепно. Ох, — засуетилась Нина, услышав стук в дверь.
— Входи, Гриша, открыто.
Таня вскочила с табуретки и, подбежав к учителю в тот момент, когда он перешагивал через порог, выпалила:
— А я из Глазова!
Гриша, Григорий Кириллович, высокий, сутуловатый юноша лет девятнадцати-двадцати, смущенно пробормотал что-то вроде «да-да».
— Вы прямо к столу проходите, Григорий, — сказала Нина, обретя уже свой обычный уверенный тон.
— Я… с удовольствием, — учитель сделал несколько шагов к столу. На нем был новый, бежевого цвета пиджак в талию и галстук в полоску, с модным узлом шириною в ладонь.
Прежде чем сесть, он кашлянул в кулак и неожиданно громко и четко, как на собрании, произнес:
— Разрешите мне поздравить вас…
— С чем? — удивленно спросила Таня.
— С подвигом ваших сестер. Здорово, ничего не скажешь!
Нина с Таней переглянулись. Потом обе в недоумении посмотрели на Григория.
— А вы… вы откуда об этом знаете?
Григорий хмыкнул и взглядом показал на стенку, разделявшую их комнаты. Девушки покатились со смеху. Григорий хотел было обидеться, но Нина с укором обратилась к Тане:
— Ну, кому я говорила — не кричать? Удивили Григория Кирилловича, нечего сказать.
— Все равно он от нас эту новость услышал, — резюмировала Таня. — Гриша, держи бокал. Отпразднуем это событие.
В Качкашуре.
Сначала попили горячего чаю, настоянного на листьях смородины. Потом Григорий принес свою гитару, и стали петь «Катюшу», «Орленка», «Нас утро встречает прохладой», «Распрягайте, хлопцы, коней». Таня запела задорную комсомольскую конца двадцатых годов:
Гей, комсомолия, марш вперед, —
Жизнь на борьбу и работу зовет…
Нина с Григорием дружно подхватили припев про юных ленинцев, в которых отвага пенится. А Таня продолжала:
Наши шаги далеко прозвучат,
Знай, мол, рабфаковцев и фабзайчат…
Потом все втроем танцевали вальс, а Григорий попробовал даже сплясать цыганочку.
Никто бы не подумал, глядя сейчас на этих молодых людей, что завтра в школе они будут самыми серьезными. Наверно, шумели и смеялись бы до утра, если бы Нина не прервала веселье строгим голосом:
— На сегодня хватит. Все село разбудим.
— Да, да, — согласилась и Таня. — А завтра после уроков — комсомольское собрание. Первый вопрос, — она подняла пустой чайник и стукнула по нему ложкой, — первый вопрос: текущее-наболевшее. Второй (дзинь!..) — прием новых членов.