Говорили, что на заводе одни безмерно рады уходу директора, другие, наоборот, очень по этому поводу сокрушаются. Среди работников исполкома толки тоже были самые противоречивые. «Больно резок», сказал о нем кто-то из отдела народного образования.
Резок?! Тот, прежний председатель, тоже бывал резок. Как-то обсуждали ход ремонта Театра оперы и балета. Депутат, скульптор, молодая женщина, сказала, что лепные украшения перед входом в театр надо предварительно как следует очистить от наслоений. Руки Мельпомены деформированы.
— Неужели бригада москвичей сама не знает этого! — с усмешкой, прервав депутата, сказал председатель из президиума.
Бывало, что и других депутатов обрывали какой-либо неуместной репликой. Выступавшие возмущались. Потратили столько своего личного времени, чтобы выполнить задание, до мелочей во всем разобрались, вскрыли ошибки и вот — соблюдай в отношении к нерадивым работникам дипломатические тонкости.
Депутаты заполняли вестибюль. Курили, беседовали, покупали журналы и книги. Елена Ивановна подошла к киоску, где продавали крупные, яркие тепличные гвоздики.
— И мне возьмите пяток! — крикнул Осадчий. Он только что пришел и торопливо раздевался у гардероба.
Вместе с Осадчим Елена Ивановна вошла в зал заседаний.
— Приятную новость слышали? — спросил он.
— Какую?
Оказалось, что пришел ответ на просьбу, с которой обращались в Москву после заседания комиссии. Сообщалось, что бытовым предприятиям города будут присланы дополнительные материалы и деньги.
— Понимаете, это ведь большое дело, — говорил Осадчий. — Проверять нужно, но вот когда к проверке реальная помощь, это намного ощутимей.
Елена Ивановна не успела ответить. К столу президиума подошел крепкий широкоплечий человек лет сорока, с выпуклыми надбровными дугами, резко очерченными челюстями, широким подбородком.
— Кононенко, — сказал Осадчий.
Для ведения сессии избрали председателя и секретаря — депутатов из комиссии, занимавшихся проверкой строительства в городе. Кононенко вернулся в зал.
Один за другим депутаты докладывали о результатах работы, о своих выводах и предложениях. Потом, когда выступал Кононенко, Елена Ивановна поняла, почему идут разговоры о его «резкости». Он, проанализировав причины недостатков, назвал фамилии начальников, где плохо организован труд и быт строителей, и потом попросил названных товарищей подняться на трибуну, объяснить депутатам, почему допущены просчеты, как и когда они будут исправлены.
Без особого энтузиазма шли эти товарищи к трибуне, докладывали, отвечали на вопросы.
— А им не нравится вот так, при всех, держать ответ, — улыбнувшись, шепнул Осадчий.