– Понял, ваше величество. Сделаем.
Париж. Посольство Российской империи.
19 марта (1 апреля) 1917 года
– Проклятье!
Мостовский отложил на стол бумагу. Что ж, все пошло не так. Черт возьми! Совсем не так!
Гибель посла стала для Мостовского настоящей катастрофой, которую никто не мог предвидеть. Да и кто мог предположить, что кто-то (кто?) так быстро среагирует на арест генерала Иванова? Да так, что пойдет на нападение на посольскую машину, да и еще и с самим русским послом внутри? А ведь эта инициатива Извольского встретила горячую признательность со стороны Мостовского, которому казалось, что они так будут гарантированы от непредвиденных вмешательств со стороны французских властей. Но чтобы «непредвиденное вмешательство» было вот таким?
Разумеется, многочасовой допрос вскрыл некоторые весьма пикантные и щекотливые подробности относительно участия посольств Великобритании и Франции в мятеже 6 марта и их роли в подстрекательстве к перевороту, но, на самом деле, знал Иванов про эти дела не так уж и много, общаясь в основном с российскими заговорщиками. Вот про них да, он рассказал много всего и всякого, обозначив довольно широкий круг участников мятежа и им сочувствующих среди генералитета, а в особенности высшей знати империи. А вот про ту же Францию новым было разве что бегство генерала во французское посольство и показания, которые он охотно давал в обмен на убежище и нелегальный вывоз из России в Париж.
Но попытка выполнить директиву «срочно и тайно доставить Иванова в порт на русский корабль для препровождения в Москву для дачи показаний» встретила препятствие в виде притормозившего впереди автомобиля с откидным верхом, из которого внезапно появился человек с пулеметом Шоша, открывший огонь в упор по их машине…
…Дальнейшее Мостовский помнил смутно, придя в себя в изрешеченном пулями автомобиле. Впереди завалился на бок посол Извольский, рядом Иванов весь в крови, но еще дышащий, и унтер Урядный, вырывающий заклинившую дверь со стороны арестованного генерала.
Мостовский кинулся было к Иванову, но тот успел произнести лишь два слова:
– Где благодарность…
…И вот теперь он сидит в кабинете покойного Извольского и читает горячую бумагу из Москвы. С одной стороны, он прекрасно понимал причину, по которой из Москвы пришел именно такой вариант назначения. Вероятно, ни у кого из работавших во Франции русских дипломатов не была настолько велика дистанция между собственным сознанием и окружающей внешней действительностью. Каждый из дипломатов или сотрудников русской военной миссии имел во Франции какие-то личные связи, привязанности, обязательства, стереотипы, представления о границах допустимого, о самой возможности вдруг оказаться с французами чуть ли не в состоянии войны. Разумеется, в такой ситуации был риск того, что любые распоряжения из Москвы нивелировались бы осознанным или несознательным, но саботажем, корректировались бы исходя из прежних договоренностей и личных отношений.