— Вот как?
— Рассказывают, что он ходит по кабинету из угла в угол, как зверь в клетке, и все повторяет: «Скоро покатятся головы! Чем больше мы снесем голов, тем лучше для матери Болгарии!» А его величество однажды сказал генералу: «Мне нужны подданные, а не трупы».
— Видите, какой человеколюбивый у нас царь, майор!
— Вот именно! Позавчера на скорую руку провели новый закон. По предложению генерала пожизненное тюремное заключение заменяется казнью…
— Гуманно! Очень гуманно, майор!
— Именно так мотивировал свое предложение и генерал: жестокость, по его словам, и есть подлинное милосердие. При этом он добавил, что подавлением восстания займутся военное министерство, министерства внутренних дел и правосудия. Тогда министр железных дорог обиделся: «Как же, господа, ведь железные дороги — это кровеносные артерии царства. По ним ведется переброска войск, а потому ими никак нельзя пренебрегать…»
— И что же?
— Его тоже включили в число тех, кто отвечает за подавление восстания.
Несколько увлекшись собственным красноречием, майор сообщил Димитрову еще множество важных и не столь важных сведений и наконец собрался уходить. Димитров посмотрел на часы, потом несколько встревоженно глянул в окно на улицу:
— А как же насчет комендантского часа, майор?
— Не беспокойтесь, у меня есть пропуск, — улыбнулся майор и, пожимая руку Димитрову, добавил: — Я, дорогой мой друг, стреляный воробей!
В этот вечер обстановка на конспиративной квартире была исключительно напряженной. К десяти часам пришел Панов с «врачом-акушером», у которого тоже имелся пропуск. На самом деле это был не врач, а известный парикмахер Лука из клуба имени Кирилла и Мефодия. Димитров знал Луку с тех времен, когда работал делопроизводителем в Общем рабочем синдикальном союзе и занимался пропагандой марксизма среди рабочих.
В руках Лука держал кожаный саквояж, где вместе с акушерскими инструментами лежали две бритвы, точильный ремень и машинка для стрижки волос. Лука сразу же принялся за дело — прицепил ремень к крюку в стене и начал точить бритву. Димитров смотрел на него удивленно и немного недовольно, потому что ему предстояло сбрить бороду.
— Таковы законы революции, товарищ Димитров, — с улыбкой успокаивал его Лука. — Раз нужно — станем бриться, ничего не поделаешь. Мы всегда на своем посту, всегда готовы!
Димитров погладил свою черную бороду, улыбнулся.
— Вот сейчас и приступим, — продолжал Лука, правя бритву на ремне. — Сначала сострижем ее машинкой, а потом уж сбреем подчистую!..
— Борода у меня вроде талисмана.
— И мне ее жаль, товарищ Димитров, да никуда не денешься…