— Я читал вашу статью о бонапартизме. Хорошая статья, но очень острая.
— Благодарю, ваше величество!
— У вас острое перо! Хорошее перо!
— Рад стараться, ваше величество!
— Но садитесь же, господа, садитесь!.. Может быть, выпьете по чашке чая?
— С удовольствием, ваше величество, — сказал профессор.
— Подайте господам чай, — приказал царь. — По утрам здесь довольно прохладно. Не правда ли, господа?
— Прохладно, ваше величество, — ответил профессор. — Довольно-таки прохладно!
— Но зато здесь так свежо и красиво, — добавил журналист, ерзая на стуле. — Особенно прекрасен птичий хор!
Царь окинул всех взглядом, снисходительно улыбаясь. Они скованно сидели на стульях с высокими спинками и чинно глядели на него, сравнивая его лицо с фотографическим портретом, висевшим на стене за спинкой трона: его величество был изображен на нем в форме паровозного машиниста. Им трудно было поверить, что сидящий на троне человек, чистенький, аккуратненький, словно готовый идти под венец, — настоящий царь.
— Ну, господа, — сказал он, — какова цель вашего визита? Что привело вас сюда в столь ранний час?
Министры как-то суетливо зашевелились. Но тут принесли чай. Пока его разносили, царь не отрываясь смотрел в окно. Он очень хорошо знал, что они второй раз пьют чай в это утро, и это его забавляло.
— Итак, господа, — снова обратился к ним Борис, когда они принялись за чай, — что же вы хотите мне сообщить?
— Ваше величество, — торжественно начал профессор, отодвигая в сторону свою чашку, — правительство Александра Стамболийского низложено этой ночью! Волею народа и армии.
— Волею народа? — удивился царь.
— Да, ваше величество, — продолжал профессор, — этой ночью воинские части в столице и в провинции достойно и без кровопролития исполнили свой патриотический долг, установив повсюду порядок и спокойствие. В силу обстоятельств мы были вынуждены возглавить эту патриотическую инициативу, дабы привести к спасительным берегам находившийся в опасности государственный корабль, благополучно обойдя все подводные рифы и избежав междоусобицы.
— Подводные рифы, — пробормотал Борис. — И междоусобицы!..
Ему был противен вид этих прокисших, пропахших потом, невыспавшихся, жаждущих власти людей, напуганных кошмарами конспирации.
— Продолжайте, продолжайте, профессор! — проговорил он, не отводя, взгляда от письменного стола. — Я вас слушаю!
— Ваше величество! Мы прибыли к вам в уверенности, что болгарский царь одобрит совершенный нами и армией акт! И что он согласится подписать подготовленные нами указы!
Царь усмехнулся.
— Я больше не царь, господа! — сказал он. — После того что произошло этой ночью, я больше не царь. Отныне я обыкновенный гражданин! Что осталось от прерогатив главы государства? Зрело обдумывать каждый свой шаг и поступать в соответствии с голосом разума и интересами народа? Игнорированы положения нашего основного закона, разрушен стройный механизм управления страной. Нет, господа, я больше не болгарский царь!