Вот, пожалуйста: верховный правитель — Фердинанд V. Да-да, тот самый император, который молил не лишать его трона и, кстати, оставил истории следующий афоризм: «Никогда бы не подумал, что так легко управлять империей». Ну, еще бы, властителю, хорошо подготовленному к своей миссии, да еще Габсбургу, даже в 1848 году эта роль не составит труда — в особенности же если и скудоумием бог не обидел. Ладно, оставим это… Сечени. Вполне справедливо! Барон Дёрдь Сина. Банкир свой вклад внес… Эрцгерцог Иосиф и каприорский Самуэль Водианер. Правда, от этого Водианера больше вреда было, нежели пользы… Ротшильд. Без него нигде не обходится… А дальше — обратите внимание: «терни Кларк Вильмош». Из имени, которым славного английского гражданина нарекли при крещении, в избранном обществе сделали приставку, знак высокородного происхождения. Это — made in Hungary, дело рук наших, венгерских снобов, до подобной глупости родине снобов не додуматься. Адама Кларка тоже не забыли, как это мило с их стороны.
Итак, мемориальная доска находится внизу, у моста. А наверху, в Будайской крепости, где правящую династию представлял Хайнау, «брешианская гиена», был установлен памятник во славу генерала Хенци и полковника Альноха, взлетевших на воздух, — покуда не взлетел на воздух и сам памятник. Так-то вот оно и идет в нашей жизни.
Вам совсем не хочется спать? Ну, и чудесно! Тогда мы сейчас подъедем на такси к одной распивочной. Не возражаете? Уютное местечко у подножия горы Шаш. Там продают в розлив балатонские вина, продукцию местных винодельческих хозяйств.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Для начала я попробую развить мысль: что, собственно говоря, значит для людей мост. Ну, а после, пожалуй, поговорим и о созидателях моста…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Хорошо, можно подойти к делу и с другой стороны!
Тут вы ошибаетесь. Сечени не был записным англоманом. Он хорошо знал Францию и французов и, конечно же, умом и сердцем понимал венгров. Посмотрим, с кем он встречается в Париже. У Аппони, парижского посла Австрийской империи, он знакомится с Поццо де Борго, которому итальянское имя не помешало стать послом русского царя. Сечени даже наносит визит этому дипломату — одному из серьезнейших противников Наполеона. В Опере он слушает «Ромео и Джульетту», в «Комеди Франсез» смотрит пьесы Скриба. Изысканную французскую кухню Сечени всегда любил; он с такою же охотой нанимает в Париже повара, как в Лондоне — конюха. Но он заходит и во французский парламент — в тот самый момент, когда держит речь Лафайет, этот, по словам Сечени, состарившийся лев. Во французской академии он вручает ежегодник Венгерской академии наук физику Гей-Люссаку — наверное, и вы помните по школьным урокам знаменитый закон Гей-Люссака — и даже произносит по-французски краткое сопроводительное слово. Его любезно принимает Тьер — политик, который лишь впоследствии повторит своего рода меттерниховскую карьеру — в миниатюре. Масштаб вполне оправдан: ведь Тьер и ростом-то карлик.