Непрерывное движение пильных рамок заполняет воздух монотонным, приятным на слух жужжанием, к которому ухо быстро привыкает, а затем вообще перестает замечать его; он воспринимается как неотъемлемая принадлежность этой долины.
«Сколько же здесь рамок, три или четыре?» — пытается угадать Ян, не отводя бинокля от глаз. Пожалуй, три, решает он наконец. И все же он не совсем уверен, все-таки не один год прошел с тех пор, как он помогал дяде у пилорамы там, по ту сторону Бескид.
Время от времени в однообразный звук пил вмешивается гул автомобильного мотора. Меньше чем за час (в течение которого велось наблюдение) на лесопилку приехало шесть немецких грузовиков: достаточно сопоставить это число с двумя местными возчиками и одним одышливым газогенераторным драндулетом, чтобы понять соотношение лесопоставок на военные и гражданские цели.
День близится к концу, тень леса шаг за шагом спускается в долину. Когда ее ломаная линия дотянулась до шоссе, а последние солнечные лучи озарили гребень противоположного склона, Горан встал.
— Позови Бориса и Павла, — сказал он Яну.
Ян убирает бинокль и протискивается в чащу. Вскоре он возвращается с остальными двумя членами группы, прикрывавшими их с тыла.
Опершись спиной о молодую ель, Горан молча ждет, пока все четверо из его группы расположатся вокруг него. Потом обобщает результаты наблюдения:
— Немцы есть только на мосту. На пилораме охраны нет. Но скорее всего будет ночной сторож.
— И с собакой, — дополняет (по-русски) Борис.
— Да, пожалуй, — соглашается Горан.
— А в городе немецкий гарнизон, — напоминает Штефан.
— В составе роты, — кивает Горан.
— Тогда, может, незачем возвращаться в лагерь с тем, что мы знаем?
— Сами справимся.
Горан молчит, его лицо с крупными, резкими чертами непроницаемо.
— Слышишь, Горан, сами справимся.
— Ладно, — решает Горан после недолгого размышления.
Словак Штефан довольно ухмыляется:
— А я что говорил, мне-то эти места знакомы.
Он вдруг сразу оживился.
Стемнело.
Пять человек полулежат, полусидят под низкими ветвями, одни жуют черствый хлеб, запивая его из фляжек, другие дремлют, съежившись в куртках, сквозь которые проникает холод октябрьской ночи.
Командир подносит к глазам светящийся циферблат больших наручных часов. Потом беззвучно зевает, потягивается, встает. По привычке дает знак рукой, хотя его не могут увидеть даже стоящие рядом. Один за другим они тихо выходят из леса и осторожно спускаются вниз, к лесопилке, которая давно уже умолкла и погрузилась в темноту. Горан и Штефан идут впереди. Дома на окраине городка закутались во тьму, ни одна полоска света не просачивается сквозь тщательно затемненные окна, словно за ними прекратилась жизнь. И леса стоят до неправдоподобия тихие и молчаливые. «Не слишком ли много тишины?» — думает Ян.