Яну достался лейтенант, худой и бледный юнец с соломенными волосами. «Отличный нордический экземпляр», — думает Ян. Борису Горан поручил присматривать за щеголеватым малорослым старшим лейтенантом, а себе взял майора, удивительно молодого для такого звания — лет тридцати, не больше. Тот попытался было протестовать, но Горан решительно и красноречиво провел дулом автомата по его груди.
Меньше чем через три часа группа была в лагере. На подходе они завязали немцам глаза.
Горан, не обращая внимания на любопытные взгляды и вопросы, направляется прямо к капитанской землянке.
— Пленных пока отведите в мою землянку, — говорит он Павлу, но тут же спохватывается: — Вообще-то нет, разместите их порознь, так вернее будет. Потом увидим.
У входа в землянку сидит на чурбаке дежурный и греется на солнышке.
— Капитан спит, — предупреждает он Горана.
— Не беда.
Горан наклоняет голову, отдергивает полог из брезента и спускается вниз по ступенькам. Подождав, чтобы глаза привыкли к темноте, он чиркает спичкой, зажигает керосиновую лампу на столе. Подходит к нарам и трогает капитана за плечо.
— Йожко, Йожко!
Капитан открывает глаза, смотрит на Горана, садится.
— Это ты? — Он откидывает одеяло, садится на нарах. — Ну что?
Горан садится рядом и описывает ему события вчерашнего вечера и сегодняшнего дня.
Капитан внимательно слушает, его усталое лицо оживляется.
— Дружище, вот это новости!
— С лесопилкой покончено, это дело ясное. А вот какой прок будет от этой троицы, особенно от майора, — это еще нужно посмотреть.
— Посмотрим, что за птица. Веди его сюда.
Горан вышел, а капитан Йозеф Кепка надел мундир и нахлобучил пилотку. Он вывернул побольше фитиль лампы, но тут же погасил ее, вспомнив, что на дворе уже день; откинул дверной полог, открыл ставень. В землянке сразу стало светло, солнечные лучи упали на узкую, грубо сколоченную столешницу, посаженную на четыре кола, вколоченных в землю, на нары по обе стороны от стола. Капитан сел на те из них, на которых недавно спал, и стал ждать. Вскоре вход потемнел, вошел вначале Горан, за ним дежурный втолкнул в землянку майора.
— Садитесь, — не вставая, предложил капитан Кепка майору и показал на противоположную лежанку. Он отлично говорил по-немецки, так как четыре года прослужил в Либерце и за это время перезнакомился не с одной девушкой-немкой.
Майор не стал садиться, но ему пришлось слегка согнуться в коленях — он был довольно высокого роста, и фуражка задевала жерди настила.
— Я протестую! — Он энергично поднял правую руку.
Капитан улыбнулся: в этом своем полуприседе немец выглядел довольно комично.