Захар окидывает меня взглядом с ног до головы:
— А чего тебе там делать? В первом же бою заскулишь… Я, брат, фронт знаю. На Хасане приходилось ходить врукопашную…
— Ну и что?
— Да ничего… А ты что, серьезно решил? — вдруг спрашивает он, улыбаясь одними глазами.
— Серьезно.
— Правильно поступаешь. Если бы мне повестки не прислали, я все равно пошел бы. Вон школу видишь? Приходи, там наша рота, вместе будем служить. У нас хороший командир… лейтенант Сомов. Он меня отпустил на два часа. Так что ты давай. Нынче каждый обязан быть там… лицом к лицу с врагом. — И, сбежав с крыльца, повторяет: — Приходи, приходи, Самбуров. Уж мы им там покажем, как на Россию поднимать руку.
Гляжу ему вслед и думаю: «Вот вам и Шапкин. Молодец!»
Поздно вечером приходит мать. Не раздеваясь, она тихонько садится рядом, прижимает меня к груди:
— О чем думаешь, Коленька?
— Ни о чем, мама.
— Не оставляй меня одну… Я знаю, ты уходить задумал.
— Мама…
— Не обманывай… Все уходят, и ты должен быть там.
Чувствую, как дрожат у матери руки. Мне не хочется ее огорчать. Она славная, хорошая, самая хорошая.
— Мама…
— Молчи, молчи!..
Где-то далеко в стороне рвутся бомбы. Может быть, это бомбят Ростов?
— Пойми, я же комсомолец, я не могу…
— Молчи, молчи… Молчи, сынок!
Мы идем спать. Я ложусь в передней. Но через час поднимаюсь, приоткрываю дверь спальни: мать лежит на кровати. Беру листок бумаги и торопливо пишу: «Не обижайся, родная. Ты самая лучшая…» Хочется написать много, но не нахожу слов.
Переступаю порог. Шаг, второй — и я на крыльце. Какая-то сила тянет к окну, еще разок взглянуть. Припадаю к холодному стеклу — и отталкиваюсь: мать смотрит на меня, прижавшись к окну. Губы у нее дрожат, по щекам текут слезы, она напутственно машет рукой: «Иди, иди… Не останавливайся, сынок…»
Прыгаю с крыльца. Формировочный пункт рядом.
Часовой стоит у ворот.
— Товарищ, мне бы в часть попасть…
— А ты кто? — Голос знакомый: это же Захар! С радостью отзываюсь:
— Захар, это я, Самбуров!
— Валяй отсюда, чего стоишь, здесь тебе не пункт скорой помощи. — Он освещает меня карманным фонариком. Не узнает, что ли?
— Слышишь, это я, Самбуров.
— Уходи, уходи, нечего тут стоять, — повторяет он.
— Товарищ Шапкин, вы с кем там разговариваете? — спрашивает кто-то издали.
— Да вот тут какой-то рвется в роту.
Слышатся шаги. Передо мной вырастает высокая фигура военного. Глухой щелчок — и пучок света выхватывает меня из темноты.
— Пойдемте, — приказывает командир.
Ведет мимо Шапкина. Захар смеется:
— Ну как, помучил я тебя?.. Злее будешь, Николай.
Входим в помещение. На полу, плотно прижавшись друг к другу, лежат бойцы. Многие в штатском. Из-за стола навстречу нам поднимается огромный красноармеец.