— Смотрю я на тебя, Товсултан, и старое сердце мое сжимается от боли.
«Начало многообещающее», — отметил про себя Казуев.
— Как трудно ты живешь! Какие у тебя плохие отношения с хорошими людьми. С хорошими и могущественными.
— Прежде всего, ты имеешь в виду Ханбекова и Жуму?
— Конечно!
— И советуешь мне наладить с ними отношения?
— Так поступил бы всякий, кого аллах не лишил разума.
— А для этого мне надо вступить в вашу секту? Именно к этому призывал меня до твоего прихода Бирка.
— Неужели? — старик искренне изумился. — Нет, я тебя к этому призывать не стану. Есть другой, гораздо более приемлемый для тебя путь.
— Это какой же? — Казуев с любопытством уставился на собеседника.
— Пусть женщины оставят беседу мужчин, — распорядительным голосом сказал старик.
— В нашем доме это не принято, но так и быть — пусть оставят.
Когда Кесират и Санет вышли, старик сказал:
— Если ты помиришься с Ханбековым, твоя жизнь станет совсем другой. А у тебя есть прекрасная возможность для примирения. Ты можешь породниться с Сату Халовичем.
— Породниться? Но ведь вы же, сектанты, и так без конца твердите, что все жители аула — один большой род, что отношения между ними должны быть родственными, что во всем надо слушаться старших в роду.
— Воистину так оно и есть! Но ты можешь вступить с Ханбековым в еще более тесное родство, а вместе с тобой а я — твой дядя.
— Ну, ну?..
— У тебя живет племянница Саша, а у Ханбекова есть племянник…
— И что же?
— Что же!.. Ханбековский племянник заведует большим складом райпо.
— Прекрасная должность для молодого человека, — усмехнулся Казуев. — А при чем здесь Саша?
— Он только что построил великолепный двухэтажный дом…
— Надеюсь, своими руками? Очень похвально, что юноша так трудолюбив. Но какое дело до этого Саше?
— Ты — сумасшедший? — старик вытаращил глаза.
— Нет. Я, по существу, заменяю Саше отца. И все, что касается ее, меня интересует.
— Но племяннику Ханбекова нравится Саша!
— Она многим нравится. Девушка красивая, умная.
— В том-то и дело, что слишком многим! На нее пялят глаза все эти длинноволосые прощелыги. Далеко ли по нынешним вольным временам до греха! А ведь чеченец может перенести и голод и нищету, но он не перенесет позора. Разве ты перенесешь позор своей племянницы? Раньше чеченец мог восстановить свое доброе имя в глазах люден тем, что отрубал кинжалом голову опозорившейся жене, дочери или племяннице, и насаживал голову на кол. Но теперь чеченца лишили этой возможности. Чем защитишь ты свое имя и честь, честь всего нашего рода, если Саша будет опозорена?