В октябре, перейдя государственную границу, мы с Гомозовым и Разлукой напоролись на занятую немцами траншею. Все обошлось удачно. На троих пришлось двадцать пять пленных — первых пленных немцев на немецкой земле. Произошло это в районе Лаукена. Там же мы впервые вступили в немецкое жилье.
Посреди небольшой квадратной комнаты на столе — чашки с дымящимся недопитым кофе. Глухое тиканье часов размером с одностворчатый шкаф.
В настенной рамке тускло блестят на поблекшем бархате фамильные ордена и медали.
Мы остановились у раскрытой двери, не решаясь переступить порог, как непрошеные гости.
На своей земле не раз приходилось входить в пустые покинутые дома. Тогда мы не стеснялись: то были наши дома.
Здесь все чужое: и стол с кофейным сервизом, и кабинетные часы, и потомственные военные реликвии.
— Вот они как живут, — протянул Разлука не то удивленно, не то разочарованно. Он шаркнул сапогами о половик и ступил в комнату.
Послышался странный шорох. Гомозов метнулся к двери, ведшей в другую комнату, прижался к стене за косяком и, изготовив автомат, крикнул: «Выходи!»
Разлука, зачем-то присев, тоже наставил оружие.
Никто не отозвался. Тогда я шагнул вперед и потянул за ручку. Тут же толкнул дверь обратно и подпер ее плечом и ногой. За дверью бесновался огромный волкодав.
Разлука дал короткой очередью прямо в дверь, и все затихло. Только часы малиново отзвонили четверть.
— Пошли отсюда, — не поднимая глаз, с тоской попросил Разлука.
Мне отчего-то тоже было неприятно оставаться в чужом доме с мертвой чужой собакой.
Дня через три случайно довелось подслушать драматическое повествование Разлуки об эпизоде с волкодавом. Оказывается, весь дом кишел ими. Разъяренная свора, еще недавно сторожившая самого Геринга, этого «Гитлера паршивого», была специально обучена для нападения на советских воинов. (Вообще-то, гитлеровцы держали таких собак для военнопленных!)
Разлука живо описал картину кровавой битвы — доказательством служили швы на спине шинели — с такими невероятными подробностями и деталями и с такой красочностью, что, когда я докладывал о пленении двадцати пяти немцев, командир дивизиона, откровенно посмеиваясь, уточнил:
— Это не там, где вы с Разлукой от овчарок отбивались?
Схватка в траншее уже тоже считалась выдуманной.
Немецкая цепь возникает из облака столь внезапно и близко, что мы едва успеваем приложиться к автоматам.
Гомозову удалось сдвинуть крышку переднего люка. Люк служит ему амбразурой. Я пристроился у пробоины в боковой стенке.
Идут в ход гранаты, принесенные Разлукой.
Уцелевшие «гитлеры паршивые» залегли и поливают нас автоматным огнем.