— Сашо-ок! — позвал девичий голосок.
Я невольно вздрогнул.
— Сашо-ок!
От дома шла девушка с острыми плечиками.
— Я здесь! — отозвался мальчик.
Девушка приблизилась к нам, сказала недовольно, с напускной строгостью:
— Ищи тебя по всему двору! Обедать пора.
Она взяла мальчика за руку, потом, почувствовав себя неловко, кивнула нам:
— Здрасьте.
— Здравствуйте, — шумно отозвался строитель. — Сестренка, видать. А вот мы и ее спросим: давно стоит ваш дом?
— Всегда.
— А вы сколько в нем живете? — не хотел сдаваться строитель.
Девушка пожала острыми плечами и, будто заранее сговорившись с братом, ответила:
— Всю жизнь.
Она сочла разговор исчерпанным и, извинившись, пошла, еще раз передернув плечиками. Сашок убежал вперед.
— «Всю жизнь», — с горькой усмешкой повторил строитель. — Слыхали? Всю жизнь!
Он замотал головой. Его разговорчивость раздражала меня.
— «Всю жизнь»! И никакого им дела, кто этот дом строил, из пепла возрождал, как ту птицу финик!
— Феникс, — не сдержавшись, поправил я, но он не обратил на это внимания.
— Коробка, разбитая коробка стояла. Шутка сказать: двадцать суток шел бой, сражение за этот дом. Шестеро обороняли, а фашистов — видимо-невидимо! Напротив овраг был, и мостик через него, так…
— Где… мост?
У меня перехватило дыхание.
— Давно нету, — равнодушно ответил строитель, продолжая горестно мотать головой. — Овраг еще при мне засыпать начали. Вот, в командировку еду. И не утерпел. Сошел с поезда. Захотелось посмотреть свой первый дом. Сколько я их понастроил за эти шестнадцать лет — видимо-невидимо! И здесь, и в Минске, и в Сибири. Но этот!.. Но этот дом, — повторил он хриплым шепотом. — Приехал, а никому дела до меня нет.
В нем говорило уязвленное самолюбие безвестного созидателя, неутоленная жажда признания былых заслуг. И я поймал себя на мысли, что он изливает мою собственную боль.
— Я понимаю, оркестр тут ни при чем, и митинги разные. А вот, — он прижал к груди сильные руки, — хотелось, чтоб люди знали, хотя бы те, что в этом доме живут, знали, кто для них потрудился. А тут — нате пожалуйста: «Всегда стоял», «Всю жизнь».
Губы его дрогнули и он умолк.
— А что, брат! — Он вдруг поднял голову, встрепенулся и заглянул мне в лицо светлыми прояснившимися глазами. — А может, в том и есть самое главное? Вот я строил дом, не для себя ведь, не ради самоличной славы. Чтоб люди жили, детишек на свет рожали. Чтоб вот они, Сашок этот и сестренка его, и другие всегда тут бегали, всю жизнь!
Он и теперь обращался ко мне, но говорил для себя самого. Затем, как человек, познавший что-то новое, только что найденное, приободрился и говорил уже не для себя, а спеша поделиться с другими своим счастливым открытием.