Только от Петра не было ни слова.
Парторг группы Надежда Михайловна, тоже солдатка, относилась к Ане с особенной теплотой, старалась отвлечь ее от тревожных мыслей, приглушить тоску.
В канун ноябрьского праздника студенческой компанией отправились в театр на спектакль «Давным-давно». Выехали сразу после обеда, чтобы побродить по Москве. Соседка по общежитию — у нее были дела — задержалась в институте и явилась ко второму звонку. Аня ждала ее с билетом у входа.
— Анечка! Тебе письмо.
У Ани на миг остановилось дыхание. Но обратный адрес успокоил. Писала тамбовская подружка Нина.
В пустынном фойе трижды коротко прозвенело, потускнел свет. Аня только успела прочесть первые строки:
«Анечка, родная, здравствуй!
Вчера была на собрании комсомольского актива. С докладом выступил секретарь обкома комсомола…»
— Есть новое? — спросила Надежда Михайловна.
— Кажется, нет, — вздохнула Аня.
Они взбежали наверх, пробрались в потемках на свои места в третьем ряду, у двери.
Дрогнул занавес, Аня оглянулась на красную надпись «Выход» и вдруг, поддавшись безотчетному тревожному сигналу, поднялась с кресла.
— Я сейчас, — и Аня выскользнула в полуоткрытую дверь, остановилась под матовым колпачком бра и развернула письмо.
«Анечка, родная, здравствуй!
Вчера была на собрании комсомольского актива. С докладом выступил секретарь обкома комсомола. Он говорил о героизме комсомольцев-тамбовчан на фронте. И он сказал… Анечка, родная, мужайся! Мне больно писать тебе об этом, но как я могу смолчать!
Анечка, родная, твой, наш Петя погиб, как…»
Матовый колпачок бра потемнел и стремительно поплыл вверх и в сторону…
Все, что было дальше, происходило для Ани в тусклом зыбком тумане.
Подхватила Надежда Михайловна, усадила на стул, разжала пальцы, высвободила письмо.
…Незнакомый голос, непонятные слова.
— Выпей, доченька. Не убивайся так сразу. Соседке моей тоже похоронную на мужа принесли, а через неделю сам заявился, живехонек, без руки только.
— Мало ли что бывает! А здесь ведь даже не официальное сообщение. Едем в ЦК Белоруссии, и все выяснится. Там, должно быть, известно. Это ошибка, поверь мне!
«Ошибка» — это она поняла. Ошибка! Его не могут убить, не смеют!
Дежурная по справочному бюро Центрального Комитета партии Белоруссии, внимательно выслушав Аню, задумалась, припоминая.
— Генерал Кожар, по-моему, еще не улетел. Позвоните в гостиницу «Москва».
Из гостиницы ответили: «Товарища Кожара сейчас нет».
Аня звонила непрерывно. В половине двенадцатого ночи Надежда Михайловна увезла ее в общежитие, уложила в постель. Аня подчинялась, как маленькая.