Отсюда можно звонить в нашу землянку. В дивизион пока докричишься, немцы раньше услышат.
Тем же путем осторожно покидаю наблюдательный пункт. Из блиндажа разговариваю с начштаба дивизиона, докладываю обстановку. Потом даю команду доставить завтрак к шести и сажусь за планшет.
Звонят. Есипов не разберет, чего от него хотят.
— Товарищ гвардии капитан, Васнецова какого-то спрашивают.
Какого еще Васнецова?
— Кто говорит?
— Неизвестный старшина Кривенко, пехотинец.
— Ни́чью ваш связыст, Васнецов по хвамилии, катушку позычив. Обещал до свиту виддать и не идэ. А зараз с менэ требують.
— Откуда вы говорите?
Кривенко разговаривает с нашей промежуточной станции.
Наконец вспоминаю, что Васнецов — это Разлука. Все так привыкли к прозвищу, что и настоящую фамилию солдата забыли. Разлука и Разлука.
Однажды на комсомольском собрании новый секретарь призвал связистов брать пример с «товарища Разлуки». Никто тогда даже не улыбнулся. И сам Разлука не обижается, он не переваривает лишь слова «трепач».
Свидетелей происхождения странного прозвища в полку немного, а в батарее — я, Есипов да еще человека три, остальные сменились. Есипов, пожалуй, тоже не помнит. Не догадался ведь, что Васнецов не кто иной, как Разлука.
Еще на Урале, во время первого полевого выезда, Разлука сматывал телефонную линию. Откинувшись для равновесия, он быстро продвигался по тропке и крутил ручку железной катушки, подвешенной на груди. Старая изношенная катушка скрипела и взвизгивала.
Приблизившись к огневым позициям, Разлука замедлил шаг и, размеренно накручивая, будто шарманку, запел скорбным дребезжащим тенорком:
— «Разлука ты, разлука…»
С той поры и присохло к нему странное прозвище. Очиститься от него он мог теперь разве только ранением, и то при условии, что никто из однополчан не попадет с ним в один санбат или госпиталь. Пока же он для всех Разлука.
Есипов растолкал Разлуку. Узнав, в чем дело, Разлука уговаривает сержанта с «Промежутка» отдать пехотному старшине катушку кабеля.
— В обед расквитаюсь, — обещает Разлука. — У нас тут тесно от этих катушек. Новенькие, краска липнет, оттого и не пользуем.
Какая краска? Нет здесь никаких катушек. Впрочем, кто его знает. Выходит, что не врал вчера про двадцать семь порывов и кабель, взятый напрокат. Но к чему было плести о пятисотке?
Уладив инцидент, Разлука справляется о времени по фордовскому будильнику.
— Махнем? — пытается завести беседу Есипов, оголяя руку с часами кирпичиком.
— Эти не могу, — серьезно отклоняет сделку Разлука и укладывается досыпать.
В шесть приносят завтрак. При звуке откидываемых барашек, которыми закантована овальная крышка термоса, Разлука вскакивает, словно по зову горна.