Меч Господа нашего. Книга 6. Мрак под солнцем (Афанасьев) - страница 106

— Аллах с нами Братья! Будьте свидетелями его воли! Аллах с нами!

С этими словами — генерал передал мегафон местному проповеднику, чтобы тот спел ободряющую нашиду[49]. Про себя он отметил, что люди стоят слишком близко к пусковой установке, многих из них сожжет пламенем ракетного двигателя. Но ему на это было плевать.

Почти бегом — по ступенькам стадиона генерал пакистанской армии спустился на давно опустевшее поле стадиона, где его ждали три «Тойоты Ланд Круизер» и вооруженный ДШК пикап. Генерал сел в одну из «Тойот», хлопнул дверью.

— Поехали быстрее, — приказал он водителю. — Дави всех.

— Слушаюсь, эфенди…

Машина резко взяла с места…

В корме идущего по дороге на запад конвоя полыхнуло пламя — первый карандаш ракеты со специальной головной частью вырвался с направляющих, чтобы лечь на боевой курс. Курс этот вел ракету на северо-восток, на Тель-Авив.

Сайгон… пал тихо и без особого сопротивления. Для миллиона американцев, которые сражались, истекали кровью и умирали в Сайгоне и в других частях Южного Вьетнама… этот день и поныне служит напоминанием о перенесенном унижении.

Шелби Стэнтон, «Падение Сайгона», «Солдат Удачи» № 8 за 1995 г.

То, что начинается дерьмово, ничем другим, кроме дерьма, закончиться и не может…

За время, пока в Афганистане не было мира, боёв за столицу страны, город Кабул — почти никогда не велось. Столица сама падала в руки победителю, который до этого уже доказал свою силу и вселил страх в своих врагов. Советские войска вошли в Кабул тихой декабрьской ночью почти без сопротивления, положив начало кровавой, не прекращающейся уже тридцать пять лет войне. В девяносто втором — в город без боя вошли моджахеды — правительство Наджибуллы обанкротилось настолько, что город просто некому было защищать. Потом отдельные горе-патриоты скажут — мол, правительство Наджибуллы пало, потому что Россия прекратила ему оказывать помощь, которую оказывал СССР. На самом деле всё было совсем не так. Правительство Наджибуллы пало потому, что с самой апрельской революции не прекращалась грызня. Тем, кто пришел к власти — наплевать было и на революцию и на народ — им было не наплевать на себя в революции. Это были троцкисты самого худшего пошиба, они самозабвенно грызлись между собой, убивая друг друга и забывая об ордах варваров, стоящих уже под стенами города. Две партии — Хальк и Парчам — сначала истребляли друг друга, но стоило только Хальку одержать промежуточную победу — как в ней самой разгорелась грызня, закончившаяся казнью Тараки и декабрьским штурмом дворца Тадж-Бек. Но стоило привести к власти Парчам — как грызня началась и там. И даже после вывода советских войск, когда стало понятно, что Пакистан и США продолжают поддерживать моджахедов, нарушая Женевские договоренности — даже в этих условиях правящая партия, переименованная в Ватан, умудрилась расколоться — и более хитрый Наджибулла сумел спровоцировать своего давнего врага, генерала Таная на мятеж. Это и стало пирровой победой и окончательным крахом режима.