— Хинди-руси бхай-бхай. Я собирался штурмовать здание, потому что не знал, в какой камере ты сидишь. Потом увидел, как ты сражаешься с решеткой, и решил просто подождать. Надо уходить отсюда, русский, и как можно быстрее. Я видел тут кое-кого… Пошли!
— Постой!
Раджив остановился.
— Ты чего?
Николай поднялся с корточек, показал на коридор.
— Видишь? Тут не одна камера. Давай, посмотрим, кто тут сидит.
— Ты охренел, русский!? Бежать надо! Поймают — отрежут голову!
Николай упрямо качнул головой.
— Внутри — внизу пост. Там только один человек и больше никого. Дисциплины тут никакой. А мне нужно оружие. Иди за мной.
Радживу ничего не оставалось, как последовать за ним.
* * *
У самой двери Николай посмотрел на Раджива — тот держался за его спиной как привязанный. Увидев, что Николай смотрит на него, Раджив осуждающе покачал головой, мол, ну и псих ты, русский…
Николай постучал в дверь. Потом ещё раз. Он видел, что в двери нет глазка.
За дверью, через какое-то время послышалось движение — очевидно, страж врат сих давил на массу и сейчас проснулся.
— Мила ву иза[27]? — раздалось из-за двери.
— Со Ахмад, — глухим голосом ответил Николай. Имя Ахмад встречается как в арабском, так и в чеченском языках и там, и там является одним из самых распространённых. По прикидкам Николая, в лагере было не меньше двухсот вооруженных боевиков, трудно представить, что среди них нет ни одного Ахмада. К тому же родной чеченский язык в египетской глубинке сам по себе является неплохим паролем, от своих не ждут никакой подлянки. Да и с соблюдением Устава караульной службы здесь хреново, а представить себе, что кто-то из пленников освободился и теперь ломится обратно — вообще было невероятно. Короче, Николай поставил на почти беспроигрышную комбинацию — и выиграл…
Лязгнул засов…
— Хьун хилла[28]…
Что на самом деле случилось — чеченец осознать не успел. Дверь открывалась внутрь — и Николай бросился на нее с такой силой, что чеченец не удержался на ногах и отлетел на пол. Металлической чушкой стукнул о пол автомат. Николай упал сверху, ударил чеченца коленями, зажал рот, полоснул заточенным как бритва лезвием по глотке — не помешала даже борода. Чеченец засучил ногами, захрипел, забулькал, как баран, зарезанный на Курбан-Байрам. Или как русский солдат, которых любили резать чеченцы.
Всё возвращается…
— Чисто! — прошептал по-русски Раджив. Он по-прежнему был с бесшумным пистолетом, автомат держал на боку. Одноточечный ремень, как у американских контрактников — мода, пошедшая со «Свободы Ираку».
Николай расстегнул нагрудник чеченца. Повернул его, чтобы снять автомат. Автомат неплохой — болгарский или русский, такой же как у их амира, но без подствольного гранатомета. Зато с прицелом, американский ЭОТЕК, поставленный на боковую планку через переходник, да ещё с откидным магнифайером… где только раздобыл такое гадёныш? Нагрудник испачкался кровью и Николай нахмурился. Но делать было нечего — зато восемь полных магазинов, гранаты…