Рудобельская республика (Граховский) - страница 2
В годы Великой Отечественной войны рудобельцы с первого же военного часа поднялись на защиту родной земли. В глубоком тылу врага Октябрьский район так и остался советским; здесь проходили партийные конференции, работали школы, издавалась газета «Красный мститель», люди жили по советским законам, над районом развевалось красное знамя.
Былая Рудобелка — нынче обычный городской поселок, центр Октябрьского района Гомельской области. Каждый день приходят сюда поезда, один за другим прибывают рейсовые автобусы, прилетают пассажирские самолеты. Спокойно течет узенькая Неретовка, шумят вдоль улиц старые вербы. Весело и споро трудятся здесь добрые и душевные люди, растут и учатся дети.
О героическом прошлом напоминают только бесчисленные курганы да братские могилы. К ним никогда не зарастают людские стежки.
Работая над повестью, я был вынужден порой отступать от хронологии событий, не всегда придерживаться географической точности, изменить несколько фамилий и создать обобщенные образы, потому что писалась не история, а литературное произведение на документальной основе.
Буду рад, если эта невыдуманная повесть даст молодому читателю хотя бы некоторое представление об одной из героических страниц нашего революционного прошлого.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1
Вагон покачивало и подергивало на каждом стыке. Поезд еле полз в осенней ночной тьме. Можно было выпрыгнуть, забежать в будку стрелочника, напиться воды и снова сесть на свое место, если оно только было.
Как двигался тот состав, чем дышал — трудно понять, однако шел, порой останавливался, пыхтел, посапывал паром — и все-таки двигался, медленно и неуверенно, ощупью, как слепой. В нескольких закопченных фонарях мигали и догорали свечки. Никто в поезде не спал. Даже тех, кому посчастливилось примоститься на верхних полках, сон не брал. Одни тяжело вздыхали, другие рассуждали вслух:
— От большевики говорят: земля — мужику, фабрики — рабочему. Оно-то так. А как взять эту самую земельку, коли она панская. Распашешь, силу затратишь, семена загубишь.
— Семена что? Там, гляди, еще врежут двадцать пять горяченьких, как тогда у пана Иваненки.
— Э, волков бояться — в лес не ходить. Когда то было. Тогда же слабоду по царскому манихвесту давали, да из рук не выпускали. Сунулись обрезать панскую земельку, а казаки по обоим половинкам как врезали, так аж теперь свербят. А нынешняя слабода — наша, без царя и без пана. Сам, брат, видел, как в Бобруйске на Казначейской хлопчина один сунул кулаком в рожу городовому, а тот только юшку утер, лахи под пахи[1] — да и ходу.