Утром улицы пустынны. Только по мокрой, занавоженной брусчатке тащилась огромная повозка с горшками да толкал перед собой тачку старик в длинном лапсердаке и круглой ермолке. По тротуару, цокая подковками, шел вытянувшийся, как хлыст, немецкий офицер. Только поблескивали похожие на бутылки желтые краги и медный шишак на черной каске.
Город был тот и не тот. Стояли знакомые Александру дома, заборы, деревья, и непривычно было видеть на этих улицах солдат и офицеров, с которыми он три года воевал. Теперь они здесь чувствовали себя хозяевами. Надолго ли? Как все повернется? В одном был уверен твердо: надо держаться до последнего…
Оставив бабку в больнице, Соловей с Драпезой, минуя красный костел с острыми шпилями, пересекли Муравьевскую улицу, вышли на Ольховскую и направились к рынку. Тут стояло несколько небольших возов сена, на прикрытой соломой брусчатке сивый дед разостлал клеенку и разложил на ней свой товар — потертый голубой мундир, шляпки с перьями, медные подсвечники и еще какое-то старье. Он пританцовывал и тоненьким голоском зазывал покупателей:
Вот мундир для генерала
Продаю за хлеб и сало.
Эти дамские обновки
Продаются по дешевке!
Александр хитро улыбнулся, толкнул Анупрея локтем:
— Может, купим, а?
— Разве что для Терешки? — хихикнул Драпеза.
Они толкались между возами, рядами, женщинами, продававшими сахарин, соль и цикорий, приценивались и торговались — и все время посматривали на двери большого двухэтажного дома с вывеской: «Чай и домашние обеды».
Наконец завернули туда. В небольшом зале сидели человек десять деревенских дядек. Кто нарезал сало, кто хлебал жиденькую юшку, кто пил мутный цикорий. Все молчали. Александр с Анупреем сели за свободный столик, достали из торбочки хлеб и кусок копченого окорока. Оглянулись. Из боковушки, где бренчали оловянными мисками и раздавались женские голоса, вышла тоненькая девушка в фартучке, в коричневом платье с белым воротничком, как у гимназистки.
— Что прикажете, господа?
— Дюжину раков, — спокойно ответил Соловей.
На него сверкнули красивые черные глаза.
— Раков нет, — сказала девушка.
— Тогда три стакана чаю без сахарина.
Через несколько минут девушка поставила на стол три стакана чаю. Под одним из них Александр нащупал малюсенькую записку. Ловко вытащил ее и спрятал в карман. Прочитал только тогда, когда вышли из чайной: «Минский форштадт, 78. Спросить, не нужен ли клевер».
Шли долго пустынными улицами и переулками. Здесь почти не встречались немцы. Деревянные дома, сады и огороды напоминали местечко или деревню: мычали коровы, на завалинках копошились куры, возле заборов рыли землю свиньи.