— Билет до Бобруйска достанем. А перейти на ту сторону — раз плюнуть. Может, правда, и прицепится какой-нибудь солдат, начнет «цурюкать», а ты ему десяток марок в зубы — сразу замолчит. Тут недавно мы отправляли в Бобруйск «Правду», «Звязду»[19], пачки листовок, «Rote Fahne», специально отпечатанную в Смоленске. Сверху, понятно, все прикрыто ситцем, платками, таранкой, пачками табаку. Сдает этот «товар» товарищ Котлович в багаж, а таможеннику что-то тюкнуло в голову — пристал: открывай корзины, и все тут. А что значит открыть корзины? Завалить все дело и самому пойти под полевой суд. Выручила николаевская золотая пятерка — сунул ее Котлович таможеннику, тот и размяк. Приказал солдатам погрузить багаж в вагон. Вам как раз и придется ехать с товарищем Котловичем. К вечеру он будет тут. Везет новый «товар». Запомните, фамилия его Антонов. Антонов Иван Тихонович. За ним как за каменной стеной: немного болтает по-немецки, нюх на опасность, как у породистой гончей, в любую щель пролезет. Он вас свяжет с бобруйскими товарищами. А теперь рассказывайте, что там нового в Москве и Смоленске.
— Веселого мало. Голодает Москва, но работает. Массы идут за Лениным, дают перца меньшевикам и «левым» коммунистам. В Смоленске верят, что оккупанты долго не продержатся, собирают силы. Так вы же здесь газеты читаете, не хуже меня знаете, что происходит на фронтах и в Москве, — устало произнес Серебряков.
Ему хотелось спать. Голова была тяжелой, а впереди — беспокойная ночь и долгая дорога.
Ревин понял это. Бросил на диван маленькую подушечку, на стол положил две таранки, толстый ломоть ноздреватого хлеба, поставил бутылку с подсолнечным маслом на дне.
— Перекусите и до вечера отдыхайте, а я смотаюсь на станцию. Работы у нашего брата по уши: лезет всякая сволочь с контрабандой и контрреволюцией, вот и приходится всех процеживать.
Он набросил кожанку, сунул в карман наган, предупредил, что скоро придет хозяйка, и вышел из комнаты.
Серебряков погрыз таранку, помакал в масло хлеб, собрал в горсть крошки и растянулся на твердом коротком диванчике. Глаза закрылись, а в голове отстукивало: «Павел Михайлович Балашов, Павел Михайлович Балашов, Павел Михайлович Ба-ла-шов».
…Котлович — Антонов очень смахивал на бойкого молодого купца: целлулоидный воротничок с загнутыми уголками, пикейная манишка, хороший костюм в полоску и ботинки с гетрами вызывали доверие и уважение.
— В нашем торговом деле что главное? Нюх. Цикория нет — доставай цикорий, сахарин нужен — вези сахарин; мыло, таранку — все подавай. С руками оторвут. Есть каждый хочет. Вот и пришлось кормильцем голодного общества стать. Благородное дело. Согласны?