Душко с нетерпением ждал воскресного утра, когда весь город оживает и неожиданно выглядит совсем иначе, чем в обычные будничные дни.
Отец пожелал, чтобы они вместе прошлись по городу: ему хотелось похвастаться взрослым сыном.
Едва они вышли из дверей своего дома, как им пришлось остановиться — столько народа набилось на площади перед собором. Стоявшие в толпе едва могли двигаться, как рыба, выброшенная наводнением на отмель и кишащая в мелких лужицах. Крестьянские девушки и молодухи, взявшись впятером под руки, пробирались через толпу, а парни и мужчины нарочно загораживали им дорогу. Крестьяне вообще-то, попав в город, продолжают кричать, как у себя в поле, где ветер далеко разносит голоса, но здесь разговоров было немного. Молодухи и девушки словно навели на свои лица заодно с белилами и румянами глянец особой, праздничной, ничего не говорящей улыбки, специально предназначенной для выезда в город; они тащили на себе груз тяжелых пестрых шелков, сверкавших на солнце вместе с ожерельями из золотых дукатов, золотым кружевом и вышитыми гладью золотыми колосьями на платках. Слышался непрерывный скрип новых ботинок, тяжелое шарканье подошв по асфальту, звяканье монет, и все вокруг пахло деревенским мылом, свежестираным бельем и новым товаром. Многие женщины раскрыли зонтики, и их напряженные лица и деревянные позы говорили о том, какого труда им стоит прямо удерживать эту непривычную защиту от солнца в своих костлявых ладонях, отчаянно потеющих в белых нитяных перчатках.
— Ну и чучела! — шептал молодой человек на ухо отцу. — Сколько денег истрачено на наряды, а все без толку! Ни одной хорошенькой! Неужели мы такой некрасивый народ!
— Э, милый мой, а ты сумей их рассмотреть под белилами да румянами. Это они в город так вырядились, к воскресенью. Ты поезжай-ка в имение. А сейчас им не до этого. Думаешь, мужчины сейчас на них смотрят? Они прикидывают, сколько земли за этим ожерельем или прабабкиным платьем. А влюбляются у нас на покосе да на молотьбе… А что они в городе такие ошалелые, так в этом, сынок, наше торговое счастье! С такими и можно делать дела, потому и надо все сделки заключать и подписывать в городе. Как приедешь к нему на хутор, смотри в оба, иначе он тебя непременно надует. Мужик на своей земле — дьявол, а не такой пугливый осел, каким кажется здесь. Пойдем-ка, я тебе кое-что покажу. Видишь телегу вон там, в переулке? Это хуторские на ней приехали. Видишь, кобель затаился под задними колесами? Он всегда вот так — спрячет морду между лапами и испуганно озирается. Подойдут городские собаки, обнюхают его, он даже хвостом шевельнуть не смеет. Паршивый фокс схватит его за ухо, он лишь взвизгнет. А посмотри ты на него, как поедут обратно. Из-под телеги носа не высунет. Хвост подожмет, уши опустит и так тихонечко трусит до последних домов. Но стоит телеге выехать в поле, куда-нибудь между пшеницей и кукурузой, он сразу хвост трубой, распустит, как знамя, носится туда-сюда, то в канаву сунется, то в овраг, вернется весь в репьях, грязный, пыльный, но попробуй тронь его! Облает любую встречную повозку, любого прохожего. А уж если встретит в поле борзую или пинчера — упаси бог! И утром, как выехали, такой же был, прыгал на лошадей, и отгоняли его комьями земли, палками, а чуть подъехали к шлагбауму — шмыг под телегу! Вот тебе, сынок, и крестьянский характер…