И в то время, как его товарищи просто перешагивали экзамены с помощью компендиумов и визитной карточки дядюшки, украшенной фамильным гербом, Стипа трепетал у зеленого стола, хотя весь год аккуратно посещал лекции, и таял от восторга, если какой-нибудь профессор во время экзамена говорил, что припоминает его лицо. В то время как его товарищи, танцуя с бледными и жеманными столичными барышнями, приобретали нужные знакомства и заручались на своих векселях подписями светлейших или, по крайней мере, будущих светлейших господ, он оставался чужим, никому не известным, не посвященным в способы достигать положения в обществе.
Только когда он вернулся в родной город с дипломом в кармане, его «открыли» и заметили.
Но и здесь он оставался чужим. С первых же встреч со своими прежними друзьями, теперь столоначальниками, делопроизводителями и секретарями, он обнаружил, что ему многого еще недостает. Они с удивлением осматривали его с головы до ног, и он чувствовал, что некоторые из них с притворной сердечностью пожимают ему руку, с трудом припоминают его имя и в то же время делают над собой усилие, снисходительно обращаясь к нему на «ты», и недоумевают, неужели они в самом деле когда-то были с ним близки.
Дальше «ты» дело не пошло. Он был уже недостаточно молод и гибок для того, чтобы перенимать их жесты, их изысканную манеру говорить пришепетывая и растягивая слова. Он не понимал их намеков, ему не доставляли удовольствия их сплетни и зубоскальство в адрес местной и столичной знати, о которой было принято говорить как о своих ближайших знакомых.
Он понимал, что коллеги не считают его равным себе, и потому жил замкнуто и работал за троих. И хотя начальство ценило его, он все же чувствовал себя неловко.
Все это задевало его самолюбие, и он мечтал о том, что когда-нибудь займет блестящее положение и будет признан городской аристократией.
Поэтому приглашение патрона взволновало его. Несмотря на то, что его здоровый крестьянский разум, дисциплинированный работой и занятиями, восставал против этого предложения, так как он слышал все сплетни о Боришке и знал, насколько запутаны денежные дела ее отца; несмотря на то, что он давно уже решил жениться на какой-нибудь богатой невесте из родных мест и завоевать признание и власть силой денег; несмотря на то, что его неотмершая консервативная крестьянская душа еще болела при мысли, что ему придется навсегда расстаться с отцовским хуторком в Буковаце, с беленьким домиком в тени акаций, открытым ветру и солнцу, льстивые слова и знаки подчеркнутого внимания к его особе опьяняли его, мутили разум и будорожили воображение.