Д е Ф о н т и (продолжая разговор). Оставшиеся два дня распределяются так: на сегодня программа тебе известна, завтра в двенадцать завтрак в австрийском посольстве, в пять — ленч в канадском, в восемь — большой прием у посла Соединенных Штатов. Послезавтра — прощальный завтрак в нашем посольстве.
Д ж у л и я. Лукино… Мы же люди все-таки…
Д е Ф о н т и. В пять часов нас зовут японцы… В десять мы показываем картину аргентинскому послу…
Д ж у л и я. А нельзя ли забастовать? Рабочие почему-то имеют на это право, а мы…
Д е Ф о н т и (пожав плечами). Рельсы, дорогая, рельсы…
Д ж у л и я. Рельсы?
Д е Ф о н т и. Стоит на них раз встать — и уже теряешь самостоятельность. Остается одно — катиться…
Д ж у л и я. Разве это не зависит от нас?
Д е Ф о н т и. Конечно. Мы же встали на эти рельсы — и никто другой. Я подслушал в Москве прекрасное словечко: «Надо». Советские люди сразу понимают императив, заключенный в нем. Так же и нам — надо, маленькая, надо…
Д ж у л и я. Выходит, даже если мы захотим, с этих рельсов уже не сойти?
Д е Ф о н т и (пожав плечами). Академическая постановка вопроса. Конечно, можно, но тогда… Тогда все будет по-другому…
Д ж у л и я. При такой программе мы совсем ничего не увидим здесь… Ведь я в первый раз в России…
Д е Ф о н т и. Как раз сегодня у нас ночная прогулка на теплоходе по Москве-реке. Приглашен весь цвет советской кинематографии — Чухрай, Скобцева, Доронина, Смоктуновский… Уверяю тебя, среди них попадаются очень интересные люди.
Д ж у л и я. Но народа я так и не увижу…
Д е Ф о н т и. Народ, народ… Каждый вкладывает в это понятие то, что ему в данный момент хочется. Пора уже одеваться, мой друг. До прогулки на теплоходе мы должны побывать в английском посольстве. Сэр Дуглас умолял меня познакомить его с тобой. (Смотрит на часы.) А ты еще не одета…
Д ж у л и я. Иногда мне кажется, что мы говорим на разных языках.
Д е Ф о н т и. Совершенно закономерно, малютка, когда речь идет о делах. Увы, от дел мы не свободны нигде. Каждая встреча, каждый прием — это дело, дело и еще раз дело. Ты стремишься сняться в возможно большем числе картин, я стремлюсь продать эти картины в наивозможно большем количестве копий… Разница между нами только в том, что ты можешь себе позволить кое-какие иллюзии, я — нет… Кстати, кажется, русские не намерены покупать наш фильм: говорят, исторически недостоверен. Глупцы! Не увидеть на экране такую женщину — значит наказать самих себя! (Пылко обнимает ее, целует.) Мое чудо! Моя Галатея! Я в тысячу раз счастливее, чем этот чудак Пигмалион! Тот оживил холодный мрамор для себя — я оживил и подарил тебя всему человечеству! Когда я вижу, как миллионы мужчин всего мира смотрят на тебя на экране, я скрежещу зубами от ревности и счастья, что я один обладаю таким сокровищем! Лучшая женщина вселенной! Моя Елена Прекрасная… Никакому Парису не удастся отнять тебя у меня!