– Не спеши с выводами и в этом отношении, Генри. Помни, что я тебе говорил, всегда возможен рецидив.
– Но почему же? – Эта настойчивость начала раздражать Пейджа. – Он болел и выздоровел.
– Да, но первопричина осталась.
– Какая первопричина?
Эдвард Бард заколебался, посмотрел на своего друга, затем опять отвел глаза. Несомненно, он вспомнил свой диагноз, из-за которого они чуть не рассорились. Но сейчас Генри не хотелось снова начинать этот спор. Он сказал отрывисто:
– До чего ты любишь каркать, Эд! Если бы ты посмотрел на мальчика… Он совсем здоров.
– Ну… – замялся Бард. – Я рад это слышать.
Помолчав, они попрощались и разошлись в разные стороны – доктор направился на Виктория-стрит проводить свой вечерний прием, а Генри повернул к Хенли-драйв.
Лето в этом году было сырое и холодное. И жизнь Пейджа – на работе и дома – была столь же безрадостной, как погода. Он так устал от дел и забот, что Алиса в роли страдающей добродетели начинала действовать ему на нервы. По-детски капризная, она обижалась на Генри, если его поступки не совпадали с ее желаниями, и вполне искренне считала себя женщиной недооцененной и непонятой. Когда в конце июня он сказал, что в этом году не сумеет поехать в отпуск и предложил ей вместе с Дороти отправиться в ее любимый Торки, она лишь укоризненно улыбнулась и покачала головой:
– Нет, дорогой. Если мы не можем поехать вместе, как полагается, так уж лучше я совсем не поеду.
Дороти выказывала свое недовольство более открыто и, встречаясь с Генри на лестнице, пробегала мимо, едва буркнув что-то. Он не ждал от своей семьи сочувствия, и все-таки ему очень не хватало дружеской поддержки. Шли недели – и то ли это казалось Генри, то ли знакомые и в самом деле начали сторониться его. Впервые такая мысль пришла ему в голову в самом начале августа, когда он встретил преподобного Гилмора на Виктория-стрит. Священник, заметив Генри, явно хотел перейти на другую сторону, но избежать встречи было уже невозможно, и он попытался загладить свой промах преувеличенным радушием:
– А, Генри, как поживаете, любезнейший?
Пейдж уже давно ломал себе голову над тем, чем объяснить поведение Гилмора, рекомендовавшего Смита в члены клуба, и теперь решил откровенно поговорить с ним об этом.
– Мне сейчас очень трудно приходится, – без обиняков начал он. – До того трудно, что я был бы вам очень признателен, если бы вы могли морально поддержать меня.
– Каким образом? – осторожно спросил Гилмор, стряхивая с зонтика капли дождя.
– Приняв мою сторону в борьбе против этого грязного листка. Я ведь не раз помогал вам в прошлом… почему же теперь вы не хотите помочь мне?