– Вы счастливы, Кора?
– Да, – тихо ответила она. – Если, конечно, Дэвид счастлив. Я делаю для него все, что могу. Но иногда он ведет себя так, точно я ему вовсе не нужна…
– Это у него просто манера такая. Я уверен, что он вас любит.
– Надеюсь, – сказала она.
Снова наступила пауза; нервно проведя рукой по лбу, словно отгоняя непрошеные мысли, Кора нагнулась и помешала поленья.
– Дрова надо бы еще подсушить. Я собираю их на берегу во время прилива. Все-таки экономия… и потом, уж больно мне нравится разыскивать их.
– Вы любите гулять?
Она кивнула:
– Иногда я на много миль ухожу, иду берегом… кругом ни души. Вы бы удивились, если бы я рассказала вам, что я нахожу.
– Что же, например?
– Ни за что не догадаетесь.
– Старый рыбацкий сапог? – попытался он пошутить, желая хоть немножко развеселить ее.
– Нет… К примеру, на этой неделе я нашла корзиночку с яйцами.
– Не может быть, Кора.
– Правда… Должно быть, ее снесло с палубы какого-нибудь корабля.
– И они не были тухлыми?
Лицо ее просветлело. Если бы не грустное выражение глаз, можно было бы подумать, что она вот-вот улыбнется своей тихой, скупой улыбкой.
– Два из них вы съели за ужином. Видите, как хорошо, что они у меня были. И опять спасибо приливу. Иной раз он бывает такой сильный. Все смывает, особенно на нашем северном берегу… решительно все.
Говорила она просто, открыто, так же естественно и свободно, как и двигалась. Пламя, танцевавшее в очаге, отбрасывало языки света в полумрак комнаты, окрашивая в теплые тона ее лицо.
Наступило молчание. Уже много лет Пейдж не знал в своей семье настоящей любви. Дороти – эгоистичная, как большинство молодежи, с жестким, изломанным взглядом на жизнь – мало интересовалась им. С присущим новому поколению легкомыслием и бессердечием она игнорировала его или, в лучшем случае, терпела – до тех пор, пока он безропотно платил за нее в художественную школу, где она, вместе с другими подобными ей девицами, лишь попусту тратила время, испещряя непонятными мазками листы бумаги и делая вид, будто занимается абстрактной живописью. Кто знает, изменится ли она когда-нибудь…
Его теперешние отношения с Алисой тоже, как видно, установились прочно и не сулят ничего нового. Пейдж всегда презирал мужчин, которые утверждают, что жены не ценят и не понимают их. Зная свои недостатки, он делал все для того, чтобы поддерживать с Алисой ровные, дружеские отношения. И вдруг он сейчас словно прозрел и понял, каким неполноценным был их брак, сколько лет он прожил в атмосфере фальши и лжи. Как быстро развеялась его юношеская иллюзия любви! Произошло это во время краткого и безрадостного медового месяца, который они проводили в западной части Шотландии, когда целых две недели непрерывно моросил дождь. Алиса строила из себя оскорбленную добродетель – из-за погоды и прочих обстоятельств – и думала главным образом о том, не телеграфировать ли домой, чтобы ей выслали теплое белье. Супружеские отношения давно превратились для нее если не в пытку, то, как она говорила, в величайшую неприятность. И хотя ее все меньше тянуло к нему, однако собственнический инстинкт в ней все возрастал. Сколько раз Генри приходилось страдать от ее переменчивого нрава, когда она то начинала жалеть себя, то по-детски обижалась; сколько раз приходилось мириться с ее нелепыми затеями, быстро преходящими восторгами и ужасающим отсутствием логики, болезненной страстью к пустякам и полным безразличием к его работе, с припадками необъяснимой раздражительности, портившими нервы ему, да и ей самой.