Мысль о Коре, грустно, одиноко стоявшей у калитки, вдруг пронзила его. Как он мог уехать? Он ведь ничего не сделал, чтобы помочь ей. Им овладело безумное желание повернуть машину назад и успокоить Кору. Но нет, нет, это невозможно, это выходит за рамки разумного, такой поступок может быть неправильно понят. Он может скомпрометировать ее. У него пересохло в горле от усилий, которых стоила ему эта внутренняя борьба: его тянуло назад – пусть только для того, чтобы обменяться с ней хотя бы словом. Он вздохнул и после долгого, мучительного раздумья завел мотор, включил скорость и продолжил свой путь в Хедлстон.
Весь этот вечер миссис Пейдж просидела в библиотеке на Хенли-драйв, тщетно пытаясь развеять тоску одиночества. Ханна была отпущена на всю вторую половину дня, Дороти простудилась и рано легла в постель, а Кэтрин Бард, жена доктора, которую она пригласила выпить после ужина чашечку кофе и сыграть вдвоем в бридж, в последнюю минуту отказалась прийти на том малоубедительном основании, что к ней неожиданно приехала тетушка из Тайнкасла.
Алиса принадлежала к числу тех, кто любит общество и никогда не радуется одиночеству. А потому настроение у нее теперь было отнюдь не веселое. Она считала себя покинутой, всеми забытой и хотела, чтобы, на худой конец, хоть Генри поскорее пришел. И куда это, спрашивала она себя, он запропастился? В последнее время он стал какой-то странный. Она позвонила в редакцию сразу после семи, но его там уже не было. В те дни, когда она отпускала прислугу, он частенько ужинал в клубе. В восемь часов она вызвала по телефону швейцара, но оказалось, что Генри и там нет. Оставалось только одно предположение или, вернее, уверенность – Слидон. Должно быть, он опять там. Право, это уже слишком: при малейшей возможности он бросает ее и мчится в Слидон.
Алиса поправила за спиной подушку и, поскольку с кроссвордом ничего не получалось, в третий раз взялась за вышивание. Но тонкая работа утомляла глаза, да и вообще ей уже надоел этот рисунок, и она решила поручить вышивание Ханне – пусть докончит в свободное время. Стремясь привести в порядок мысли, она начала раскладывать пасьянс. Однако из этого тоже ничего не вышло – она была слишком расстроена, ей стало бесконечно жаль себя, и она, по обыкновению, далеко унеслась мыслью – только не в будущее, а на сей раз в прошлое, которое воображение расцвечивало самыми необычайными красками. Она все еще держала в руках карты, а воспоминания роились вокруг, разворачивая милые ее сердцу картины юности, такой яркой и беззаботной. Как она была счастлива тогда в Бэнксхолме, маленьком имении, которое отец ее купил в Ист-Лотиане и куда они перебрались из Морнингсайда. Там было так тихо и живописно, из дома открывался вид на реку Форт и остров Басс-Рок, и к тому же столица со всеми ее удовольствиями и развлечениями – совсем рядом. У них был широкий круг друзей, и все люди незаурядные. Отец ее и до назначения в Верховный суд Шотландии считался одним из популярнейших адвокатов Эдинбурга. Когда Алисе минуло семнадцать лет, умерла мать, и семья какое-то время была в трауре, но вскоре старшая сестра Роза с успехом стала выполнять роль хозяйки дома. Ах, тогда будущее казалось таким многообещающим. Думала ли она когда-нибудь, что жизнь ее так повернется или что брак ее, от которого она столько ждала, сведется к унылому существованию в провинции, что она станет женой, которой пренебрегают и которую – в этом она уже теперь не сомневалась – ожидает разорение?