– Ну и убожество! – сказал он Смиту, обозрев публику. – Все сидят с таким видом, точно серьезная музыка – самая большая страсть в их жизни. Ставлю десять против одного, что они не отличат Шопена от игры на китайском барабане.
Внезапно он умолк. Приветствуемый легким гулом, в зал вошел Пейдж с женой и дочерью, за ними – Дэвид и она.
Най проследил за тем, как они заняли свои места в центре первого ряда, совсем неподалеку от них. Хорошо, что Смит достал приличные билеты. Оказалось, он достал их благодаря любезности самого Пейджа. В последнюю минуту Най чуть было не уступил Смиту и не отказался от своей затеи. За эти два дня, не удовлетворившись беседой с Дороти, он произвел кое-какие дознания, которые, по его же собственным словам, ровно ни к чему не привели. Глупо было все-таки явиться сюда, когда все вокруг знали, что им крышка. Смит тоже как будто чувствовал себя неловко: он уставился в программку, и вид у него был как нельзя более смущенный. Но стоило Наю увидеть ее, и он сразу же снова преисполнился уверенности, что правильно поступил, появившись здесь. В ней было что-то… что-то такое… что задевало его, и довольно сильно.
Сначала она улыбалась: видимо, стесняясь, она тихо говорила о чем-то с мужем, но с явным нетерпением ждала начала концерта. На ней было темно-красное платье, уже не модное, но оно очень шло ей – красный был, безусловно, ее цвет. Она не употребляла помады, и в ее бледном лице, обрамленном темными волосами, было что-то необычное, чертовски притягательное. Обращаясь к кому-то, она обернулась и в эту минуту увидела Леонарда. Выражение ее лица мгновенно изменилось, стало каким-то жестким, улыбка исчезла. И почти тотчас она досадливо отвела глаза. Он смотрел на нее в упор, и не было ничего странного, что она вынуждена была отвести взгляд, однако он готов был поклясться, что, увидев его, она пришла в замешательство.
Начался концерт. Сперва оркестр исполнил увертюру, затем низенькая, полная дама с пышным бюстом спела с большим чувством один из романсов Шумана. После этого на сцену вышел мужчина и исполнил соло на скрипке. Наю показалось, что это вроде бы «Прекрасный розмарин» Крейслера. Но он не слушал, он думал, думал и изучал жену молодого Пейджа, вполне убежденный теперь, что Дороти, этот крысеныш, намеренно направила его по ложному пути.
А молодая женщина, должно быть, почувствовала, что он наблюдает за ней, и, по мере того как шел концерт, становилась все неспокойнее и настороженнее. Это не удивило Ная: ведь она знала, что он из тех, кто боролся против Пейджа, и потому особой симпатии испытывать к нему не могла. И все же он чувствовал, дело не только в этом. Раз или два ему казалось, что она вот-вот обернется, но она неизменно сдерживала себя. Наконец Дэвид заметил, что его жена не слушает музыку. Он нагнулся к ней и прошептал: