— Нет, — покачал я головой.
— Да ладно, это же пять…
— Нет, я серьёзно. Ещё не хватало, чтоб потом меня собственный отец в тюрьму вёз.
— Да не будет…
— Нет, — твёрдо ответил я, посмотрев на него серьёзно. — Прекращай это. Я не стану подобным заниматься.
— Да я просто предлагаю, — поднял он руки, улыбаясь. Всего мгновение, и туча тайны, которая зависла над нами, рассеялась. — Нет так нет. Разговора нет, раз не хочешь.
— Разговора нет… за такое твои собственные родители тебе настучат по голове.
— Да чего ты за родителей-то сразу?
— А разве нет? Ты пойди маме своей скажи, где решил поработать.
— Да хрен с тобой, — отмахнулся он. — Я же просто предложил. Однако, если что…
Алекс сделал знак рукой около уха, типа перезвонить ему, если вдруг передумаю.
Но я не передумаю. По крайней мере именно так я думал в тот момент.
Я был на работе, когда мне позвонила мама. Натирал шваброй полы в отделе овощей, понимая всю тщетность занятия, да и бытия моего тоже, так как каждый подходящий покупатель, которых здесь было немало, тут же оставлял на белом кафеле отпечатки. Это была бесконечная работа. И я подозревал, что меня на неё поставили только для того, чтоб занять чем-нибудь, лишь бы не сидел на месте. Словно пытались выбить каждый доллар, который мне платили. Потому я медленно, монотонно тёр шваброй, радуясь, что здесь было прохладно, и я не потел, как последний толстый свин.
Бесполезная работа для бесполезного человека.
— Да, ма, что такое, я на работе, — выдохнул я в трубку, прекратив на мгновение своё бесполезное занятие. Выдохнул так, словно был занят действительно чем-то важным.
Но уже через пять минут, отпросившись, собирал свои вещи и прикидывал, за сколько успею доехать до больницы. Рука невольно тянулась к крестику, а в голове проносилась самая быстрая молитва из всех, которых я знал, чтоб на этот раз всё обошлось.
Кажется… седьмой маршрут должен был быть самым коротким. Этот автобус был всегда забит до отказа, и я предпочитал им не пользоваться, однако в этот день это не играло никакой роли. Едва ли не с разгона я втиснулся в него, пользуясь своей массой и не обращая внимания на возмущения людей. Они меня интересовали ровно так же, как грязь на земле.
То, что сказала мне мама по телефону, не стало новостью, однако каждое такое событие я встречал со страхом.
У моей сестры вновь приступ.
И если её вновь увезли в больницу, это лишь значило, что самостоятельно его она пережить не могла. В свои шестнадцать я отлично представлял, что происходило. Потому каждый раз ехал в уже знакомую больницу, боясь, что сестра в больничной сорочке — последнее, что останется в моей памяти о ней.