И пусть опасность того, что она не переживёт даже первые приступы, прошла, лучше ей не стало. Большая часть денег ушла сразу же, в самом начале, когда её стабилизировали. А оставшихся не хватало ни на терапию, ни лекарства, что ей, кстати говоря, не помогали. Моей сестре выписывали новые, более сильные, более дорогие, которые, прими она сразу, могли бы помочь, но уже были бессильны. Мы словно пытались выгребать воду из пробитой лодки, куда поступало её больше, чем мы могли вычерпать.
Но мы не сдавались, потому что она была нашей семьёй, и мы были готовы бороться за неё до последнего вздоха. Меня с детства учили, что семья превыше всего, даже собственных интересов. Это было практически у нас в крови, иначе и быть не могло. Потому я делал всё, чтоб внести как можно больший вклад в нашу борьбу. Работал, когда была возможность, не отказывался от лишнего цента, когда выпадал шанс.
Три года мы жили этой жизнью. Три долгих года.
Может от этого меня крутило внутри всего, когда я думал о том, что устал от этой борьбы. Устал бороться за жизнь родного человека. Устал отдавать всё до копейки на её лечение, пусть меня никто и не просил, устал жить с мыслью, что завтра получу звонок, который принесёт последнюю новость о моей сестре.
Если честно, то лучше бы это я помирал там на койке, чем она — так я хотя бы перестал волноваться.
Больница привычно встретила меня суетой. Бесконечным потоком людей, которые расходились по коридорам, словно муравьи, каждый спеша куда-то по своим делам. Над головами тускло горели табло, сообщающие, где какое отделение находится. Из динамиков разносились голоса, просящие такого-то доктора пройти в такую-то палату или в такое-то отделение. Городская больница жила своей жизнью, даже не подозревая или же просто не замечая, кто здесь умирает. Мы не были особенными в своём горе - таких же уставших, но сопротивляющихся неизбежному были тысячи.
Уверен, что эта мысль посещала не только меня.
Я уже наизусть выучил маршрут к отделению, где лежала моя сестра. Быстро и без каких-либо проблем влился в поток, который вывел меня к лифтам. Я бы не стал ждать их и поднялся по лестнице, но сейчас мне повезло — один из них раскрылся, выпустив людей наружу, так что наверх я прокатился.
Вышел в куда более пустые коридоры, чем внизу, после чего свернул направо и двинулся дальше. Здесь несколько раз повернул то влево, то вправо, после чего остановился перед дверьми, на которых красовалась надпись: «Импульсионологическое отделение». С таким же успехом я мог стоять перед вратами в ад.