Раньше мы каждое воскресенье ходили в храм, не забывали отчищаться от тьмы, молились, слушали проповеди и так далее. Не ударялись в крайности, но и не были теми, кто просто носит крестик. Сам крестик был не как в христианстве, его ещё знают как солнечное колесо.
Однако из-за болезни Наталиэль мы перестали это делать — не было времени: все работали, чтоб выкарабкаться из этой трясины. Не заслужили ли мы от него хоть какой-то помощи? Почему мафиозные кланы, убивающие налево и направо, и зажравшиеся великие дома, которые только и делают, что грабят других, получают столько денег? Они реально заслужили это?
Я знаю, что она попадёт в рай и так далее, но… я хочу свою сестру видеть здесь, живой и счастливой, а не на небесах. Я не хочу терять её из-за какой-то ебанутой болезни и долбаных денег! Надо обязательно пропустить человека через это, чтоб потом выделить место в рае? Какого хрена просто нельзя оставить ему жизнь, если это так просто?!
Я до сих пор верил в бога, иногда молился и посещал храм, чтоб попросить выздоровления сестры, чтоб он осветил её душу светом и исцелил, но... Чем дольше это длилось, тем слабее эта вера становилась, и тем дальше я чувствовал себя от бога. Возможно, потому что сам начал скатываться в ад. Внутри меня становилось всё темнее и темнее.
Эти мысли крутились у меня в голове, вытесняя всё остальное, что я даже и не заметил очень простой вещи.
— Ты чего плачешь, братиш? — слегка взволнованно спросила Наталиэль, сидя на противоположном краю стола.
— А? — не понял я.
— Кто плачет? — тут же подтянулась Натали. Они всегда тут как тут, даже когда я сам не успеваю заметить этого.
— Братиш наш слёзы пускает, — кивнула на меня Наталиэль, вставая из-за стола. — Ты чего такой грустный?
Я удивлённо посмотрел на неё, после чего коснулся щёк. И точно, мокрые, я даже не заметил этого.
— Да ничего… — утёр я тыльной стороной руки глаза. — Что-то в глаз попало.
— В оба? Да ладно тебе. Что случилось?
— Ничего… — ответил я тише.
Но хотел я сказать: ты. Произошла ты. Ты умираешь из-за импульса, и я вынужден смотреть на это. Мы вынуждены смотреть на это, чувствуя свою беспомощность. А время быстро утекает, не оставляя тебе шансов. Частота приступов повысилась, что значит близкий конец. А Бог, в которого мы так верим… где он?
Но, естественно, я промолчал. Скажу это, и уже Наталиэль придётся успокаивать, а я стану просто последним подонком. Потому что я точно знаю — она именно так и думает. Не надо озвучивать то, что и так всем известно, но сделает лишь больнее остальным.