Ранее умруны были людьми. Но, перешагнув границу жизни, по каким-то причинам остались в деревеньке надолго. Кому оставаться, а кому истлевать и снова на землю возвращаться, решает Матушка Природа. Ей умруны что-то вроде слуг. Своеобразные, конечно, к их виду первоначально привыкнуть надо, но это ничего. Потом благородный синеватый оттенок кожи уже даже и не смущает.
Под землей умруны слушают. Да, именно слушают. Кто о чем говорит, какие вести разносятся по земле и под землей. Сюда стекаются все новости, здесь можно и поживиться чем-то интересным.
Умруны, конечно, нахалы. Просто так ничего не расскажут, но уж я найду чем рассчитаться. Куда им, горемычным, сына Кощеева бедным сделать.
Нужная таверна находилась под корнями огромного старого дуба. Сколоченная из черных досок, с разрисованными красным ставнями, покатой крышей, усеянной черепичными шипами. Хищных летунов тут хватает, и каждый норовит загнездиться на крыше. Оно-то ничего, но потом то крышу латай от мощных когтей, то мой ее, полностью заделанную отходами жизнедеятельности. Вот химеры, например. С виду приличная жуткая ночная тварь. А ведет себя словно голубь какой. В худшем понимании этого слова.
Дверь в таверну «Умряг» закрывалась с трудом, а открывалась и того хуже. Но мне поддалась. По глазам сразу ударила непроглядная тьма, но, ощутив, кто пожаловал, тут же хлопнула крыльями и смоталась в дальний угол.
– Э-ге-ге! – крикнул из-за стойки Кривсун. – Какая нечисть в наших краях!
Я довольно оскалился в приветственной улыбке и прошел по залитому красноватым светом помещению. Деревянные прямоугольные столы, грубо сделанные лавки, такая же стойка. На каждом столе – куриный череп, чтобы, прикоснувшись, можно было увидеть оранжевый огонек и вызвать шустрого подавальщика к себе.
Кривсун вышел из-за стойки, поправил внушительный живот, кое-как прикрытый мешковатым балахоном и фартуком поверх, и похлопал меня по плечу.
– Забыл ты что-то нас совсем.
Ручища у него тяжелая, от дружеского похлопывания и в коленках согнуться недолго. Но был готов, поэтому даже не шевельнулся.
– Не ври, на прошлой неделе заглядывал.
Кривсун усмехнулся. Зубы-то у него желто-серые, но все же остались. Улыбочка еще та. Глаз один сильно щурит, почти не раскрывает нормально. Второй вот ничего. Нос сломан неоднократно, челюсть кривовата. Лысина так и блестит на свету. Правда, около затылка есть небольшая дыра, но она ему уже не мешает. В жизни Кривсун был разбойником, потому жизнь вел крайне неправедную и сгинул где-то в канаве от рук своих же подельников. После смерти побыл под землей, на исправительных работах по добыче золота и драгоценных камней подземельного народа, заодно кое-что заработал и переселился в умрунскую деревню. Больно уж хорошо слышал шепотки. Но не человеческие, а всяких нелюдей да существ, живущих подальше от городов.