Я не знал, сознательно ли Ларс скрывает какие-то аспекты себя, или это происходит внутри его личности. Среди нас он был одним из тех, кого меньше всего затронуло коллективное переживание, и хотя он участвовал в групповых объятиях, он первым из них высвободился. Сохраняя всегдашнее мрачное выражение лица, он встал, поблагодарил за прекрасный вечер и пошел к двери. Я последовал за ним во двор, положил руку ему на плечо и спросил:
– Ну, как у тебя дела?
Он был единственным, для кого этот вопрос имел смысл. С остальными я точно знал, как у них обстоят дела.
Он повернулся ко мне и сказал:
– То, чем вы занимаетесь с Томасом. Не делай этого больше, пожалуйста.
Я собирался что-то ответить, но Ларс поднял руку, чтобы заставить меня замолчать, и продолжил:
– Я хорошо понимаю, почему ты это делаешь. Естественно. Тем не менее я тебя прошу.
Независимо от того, что на моей карте Ларса оставались белые пятна, он, как и прочие соседи, был ближе ко мне, чем любой другой человек в мире, и я ответил единственным способом, каким мог тогда ответить:
– Конечно. Обещаю.
– Хорошо. Спасибо.
Он медленно пошел через двор к своей двери, и я вернулся к остальным. В прачечной мы просидели почти всю эту долгую ночь: спокойно выпили шампанского, потом продолжили разговаривать и постепенно также осушили кофейник. А нам было о чем поговорить: хотя луг и давал нам отличное представление друг о друге, это не означало, что все детали на своем месте. Оставалось много вопросов и совершенно честных ответов. Ничего другого не оставалось.
* * *
Было уже больше трех часов ночи, когда я вернулся домой в изнеможении и в эйфории. Последним, что мы решили, было то, что отныне в нашей группе можно будет самостоятельно определять способ путешествия. В одиночку, с кем-то еще или целой компанией. Мы провели последние десять минут, составляя список телефонов. Когда я вернулся домой, приклеил его скотчем к стене над телефонным аппаратом. Потом сел в кресло за письменным столом и смотрел на список. Моя команда.
Сочетание кофе и эйфории прогнало сон, несмотря на усталость. Я сидел, скрестив ноги, на полу, вытащил докторский саквояж и вывалил на пол его содержимое. Просмотрел все бумажники и кошельки. Как я уже говорил, там было шесть тысяч двести. Кроме того, там были купоны на обед на восемьсот крон и сорок долларов. Даже три презерватива, так что, возможно, еще одна часть вечеринки у кого-то в фирме не задалась. Теперь я называл это фирмой.
Я положил деньги, купоны и презервативы в ящик стола, а затем бросил все бумажники вместе с фляжками в мешок из продовольственного магазина. Слишком легко опознать. Я выбросил даже все перчатки за небольшим исключением. В конце концов пошел и опустил пакет в мусорный контейнер.