* * *
Я пошел домой через Брункебергскую гряду. Туннель был закрыт на ночь, да я и сам не хотел с ним связываться. На ходу я что-то насвистывал себе под нос, и, только когда нужно было спуститься по лестнице к улице Туннельгатан, я понял, что это мелодия «Со мною всегда небеса».
Я стоял прямо над входом в туннель. Рядом со мной была чугунная табличка с надписью:
1886
КНУТ ЛИНДМАРК
ИНЖЕНЕР
Я подумал про щебень. Несколько раз во время строительства рабочие проходили Брункебергскую гряду, взрывали и раскапывали улицу Кунгсгатан, пробивали туннель в скале. А куда делся отработанный камень, миллионы тонн? Его сбросили в Меларен? Построили из него что- то другое?
Там, где я стоял тем туманным октябрьским вечером, было сложно представить себе кипучую деятельность, которая в разные годы творилась вокруг. Перевозки. Движение. Все для того, чтобы оставить это место для меня, и вот я стоял тут в одиночестве на лестнице, опершись на перила и рассматривая табличку, похожую на щит.
Возможно, успехи этого вечера ввели меня в состояние неуместного эгоцентризма, потому что мне казалось, что я чувствую в перилах вибрацию: в них эхом отдавались сотни лет усилий, которые привели к тому, что сейчас там стоял я. Казалось, ничто не исчезает, все просто трансформируется и двигается дальше, и небеса всегда со мной. Я отпустил перила и пошел вниз по лестнице.
Я решил не обращать внимания на то, что происходит в прачечной, но в тот вечер это было невозможно. Когда я вошел во двор, то заметил, что там горит свет. Оттуда слышались приглушенные звуки, природа которых не вызывала сомнений.
Я подошел к двери и прислушался. Казалось, что звуки доносятся не из самой прачечной, а откуда-то из глубины. Мне удалось не зазвенеть ключами, когда я осторожно открыл замок. Звук усилился, когда я вошел в первое помещение, в котором, конечно же, никого не было. Я осторожно закрыл за собой дверь, и, хотя, кроме меня, там никого не было, щеки залились краской.
В душевой занимались любовью. Нет, здесь нужно использовать другое слово. Там трахались. Жестко. Мужчина подвывал и стонал, а женщина ритмично вскрикивала, так что наслаждение было трудно отделить от муки. Из душевой чувствовалась привычная тяга. Я не сопротивлялся, а позволил себе подойти ближе, поэтому оказался впритык к двери, стоял там с пылающими щеками и слушал.
Я слышал, как тела с глухим звуком бьются друг о друга, слышал влажные чмокающие звуки, сопровождаемые бормотанием, стонами и криками. Эти звериные звуки было сложно расшифровать, но во время передышек слышались человеческие голоса, и я был практически уверен: это те двое, что продали мне телевизор. Замороженные. Мертвецы.