Я оставил дверь в домик открытой, чтобы проветрить, и пошел по тропинке к прачечной. Было непохоже, что там внутри кто-то есть, и я постоял в нерешительности, держа ключ в руке, а потом решил немного подождать. Лучше было сначала все привести в порядок, а только потом уже впутываться в то, что манило меня обратно.
Если еще осталось во что впутываться. Может быть, все уже закончилось – теперь начинается что-то другое – и я упустил свою возможность. Тишина двора и общая отгороженность указывали именно на это. С затухающим предчувствием в груди я пошел обратно домой и распаковал свои пакеты. Розовый куст поставил на телевизор. В текущем положении он казался мне другом.
* * *
Когда был наведен минимальный порядок, на меня накатила волна безнадежности. Я был так чертовски наивен. Бежал к метро, как будто меня ждало какое-то чудесное откровение. Но единственное, что я на самом деле сделал, так это сбежал. Не к чему-то, а от чего-то. От фарфорового контейнера для жидкого мыла и щетки на носу у Винни Пуха.
У меня не было работы, денег на оплату квартиры и плана, как это можно изменить. Я был даже не снова на первой дорожке, я был на нулевой дорожке. От чего-то перешел к ничему. Я бы с таким удовольствием оказался романтиком или искателем, но кем я был на самом деле? Кретином.
Пока я сидел в своем рабочем кресле, обхватив голову руками и ругая себя, услышал, как открылась и закрылась дверь в прачечную. Поднялся и посмотрел сквозь жалюзи, но смог увидеть только, что там внутри зажегся свет. Без особых надежд натянул ботинки и вышел во двор, где уже начало смеркаться. Было десять градусов ниже нуля, и, когда я пересекал двор, снег скрипел под ногами; потом я повернул ключ в замке прачечной и зашел.
Даже со спины я сразу узнал человека, который стоял перед запертой дверью в душевую. Бритый череп, куртка-бомбер, ботинки. Скинхед повернулся, узнал меня и кивнул.
– Вот, – сказал он, показав на дверь душевой. – У тебя есть отсюда ключ?
Может быть, еще не все было потеряно. Дверь по-прежнему была заперта с помощью тех же грубых накладок и навесного замка. Кто-то пытался попробовать накладки на прочность, но они не поддались.
– Нет, – сказал я. – А что там такое внутри?
– Не знаю, черт возьми. Как раз хочу узнать.
– А почему… ты хочешь это узнать?
– Потому что там что-то есть. Что-то, из-за чего у отца крыша поехала. Так у тебя есть ключ?
– Нет. Ключа у меня нет.
– А что ты тогда тут делаешь?
Я мог бы ответить, что нахожусь тут по той же причине, что и он, но, с одной стороны, мне не хотелось ни с кем объединяться в команду, а с другой стороны, взаимосвязи начали принимать определенную форму. Поэтому я спросил с максимальным безразличием в голосе: