Я осталась стоять, когда мой ряд, затем балкон, а затем и весь зрительный зал опустели.
Я снова взяла ручку.
«Или лучше начать с того, как все это началось?»
Спустя почти неделю после того выступления Борис стоял на толстом красном ковре в приемной нового главреда «Нового мира» Константина Михайловича Симонова – писателя, имевшего огромный гардероб довоенных костюмов и два кольца-печатки с рубинами на пальцах, которые клацали друг о друга, когда он курил трубку. Писатели часто заходили в редакцию этого литературного журнала. Зачастую именно я показывала им здание редакции, предлагала чай и выводила их на обед в качестве жеста доброй воли со стороны издательства. Но Борис Леонидович Пастернак был самым известным из живых поэтов России, поэтому Константин лично водил его по редакции и знакомил с сотрудниками: составителями рекламных текстов, художниками, переводчиками и всеми остальными. Вблизи Борис оказался еще более привлекательным, чем когда я его видела на сцене. Ему было пятьдесят шесть лет, хотя выглядел он на сорок. Борис обменивался любезностями с людьми, пытливо рассматривая их, а его высокие скулы подчеркивали улыбку.
Они приближались к моему рабочему столу, и я схватила перевод, над которым работала с утра, и начала от балды что-то отмечать в поэтическом разделе. Спрятанные под столом ноги в чулках я быстро вставила в туфли на высоких каблуках.
– Хочу познакомить вас с одной из самых ваших горячих поклонниц, – представил меня Борису Константин, – Ольга Всеволодовна Ивинская.
Я протянула ему руку.
Борис поднес мою руку к губам и поцеловал запястье.
– Рад с вами познакомиться.
– Мне нравились ваши стихи, еще когда я была девочкой, – произнесла я, чувствуя себя крайне глупо.
Он улыбнулся, и я увидела щель между двумя его передними зубами.
– Я сейчас работаю над романом.
– А о чем он? – спросила я, проклиная себя за то, что расспрашиваю писателя о еще незаконченном проекте.
– О старой Москве. Той, которую вы слишком молоды, чтобы помнить.
– Это очень интересно, – произнес Константин. – Поговорим о нем в моем кабинете.
– Буду рад снова вас увидеть, Ольга Всеволодовна, – сказал Борис. – Приятно слышать, что у меня все еще есть поклонницы.
Вот так все и началось.
Я опоздала на наше первое свидание, а он, наоборот, пришел раньше времени.
Борис сказал, что он рад, что добрался до Пушкинской площади за час до свидания, и с удовольствием наблюдал за тем, как голуби один за другим устраивались на голове памятника поэту, словно живые крылатые шапки. Мы сели на скамейку, он взял мою руку и сказал, что с момента нашей встречи только обо мне и думал. Думал о том, как я буду подходить к нему, сяду рядом с ним на скамейку, и как он возьмет меня за руку.